Один из воинов держал ярко пылающий факел, но лицо рыцаря оставалось в тени.
– Кто такие? – прорычал рыцарь.
Ладонь лежала на рукояти огромного меча. Голос был похожим на львиный рык, и сколько Олег ни вслушивался, не уловил растерянности или страха, которые часто прячутся под мощным ревом, а только удивление и любопытство. Он промолчал, собираясь с мыслями, а Томас покосился на калику, ответил нарочито смиренно, передразнивая друга даже в интонациях:
– Мы… смиренные паломники… Идем от Гроба Господня в Русь. Живем, аки птахи небесные: ходим по дорогам да кизяки клюем… Исчо хвалу Пресвятой Деве поем… Вериги носим…
Он поднял руки, демонстрируя стальные браслеты, растершие мясо до кости. Обрывки цепи звякнули.
Рыцарь неспешным шагом приблизился к столу, где сидел Томас. Доспехи звенели при каждом шаге, заставляя Томаса ревниво дергаться. Воины вошли следом, но рассредоточились под стенами, у каждого второго блистали копья с широкими сарацинскими наконечниками.
Рыцарь остановился в двух шагах от Томаса, всмотрелся:
– Смиренные паломники?.. С каких пор сэр Томас Мальтон из Гисленда, что на берегу Дона, стал смиренным странником?.. Раньше даже спать ложился не с девкой, а с мечом!
Томас вздрогнул, но не поднялся, ответил медленным контролируемым голосом:
– Как видишь, сэр Бурлан, я без меча.
Рыцарь произнес неприятным голосом, где просвечивается издевка:
– И без девки. Правда, с другом паломником… гм… кто лихорадку здесь подцепит, кто гадкие привычки… Меч потерял?
Томас вспыхнул, кровь мгновенно прилила к щекам, но с явным усилием заставил себя расслабить плечи, ответил ровным голосом:
– С помощью Пресвятой Девы мы добиваемся своего и без мечей. Народец вокруг подлый, а свой благородный меч я обнажаю для благородных противников. Например, похитителю Святого Грааля уже пришла смерть от моей голой руки… Нет, я побил его, как собаку, – камнем. А теперь я пришел за Святым Граалем!
Глаза Бурлана были цвета воды, что течет через речные валуны. Веки почти сомкнулись – так хищно сузились глаза:
– Если ты без доспехов, аки птаха без перьев… а по-нашему, по-рыцарски, вроде ощипанной вороны, то и честь тебе будет оказана как странствующему бродяге. А не угодишь, распнем на воротах!
Воины задвигались, переглянулись, начали приближаться осторожными короткими шажками. Острия копий смотрели Томасу в грудь. Он не нашелся что ответить сразу, а Олег от стены спросил невинно:
– На старых воротах аль на новых?
Бурлан смотрел непонимающе. К нему подскочил воин, угодливо зашептал на ухо. Бурлан вздрогнул, быстро шагнул к окну. Несколько мгновений смотрел, не веря глазам своим, вдруг побледнел, пальцы обеих рук впились в подоконник. Со двора все еще доносились слабые вопли, крики, лязг железа.
– Что с воротами? – потребовал Бурлан сдавленно.
– Прогнили, – ответил Олег небрежно. – Дунул-плюнул, вот и рассыпались. Распинать придется на новых! Ежели соорудить. Конечно, времена трудные…
Томас нетерпеливо похлопал ладонью по столу:
– Сэр Бурлан! Я требую вернуть украденную у меня чашу. Немедленно!
Воины вдоль стен переглядывались, Бурлан отвернулся от окна, проговорил все еще сдавленным голосом, словно невидимая рука держала за горло:
– Чашу мне оставили на сохранение. Я не знаю, почему такой переполох из-за нее, у меня, например, сундуки полны серебряными и золотыми кубками, а это простая, медная. Но просил подержать у себя знатный человек, так что я просьбу исполню.
– Где чаша? – потребовал Томас.
Бурлан оглянулся на воинов, они сгрудились, загораживая дверь. Бурлан нехорошо улыбнулся, сказал громче:
– Прямо за этой стеной. Стоит на полке, возле светильника. Сумеешь взять? Возьми.
Воины покрепче сжали мечи, глядя на двух безоружных странников из-под надвинутых до бровей шлемов. За спинами виднелись наконечники копий, торчали шишаки шлемов. Томас начал подниматься, покраснев от гнева. Олег быстро сказал:
– Ваше священство, я рангом пониже… Сейчас принесу!
Он как стоял возле стены, на которую указал Бурлан, так и ткнулся в нее. Раздался треск, по стене пробежали глубокие трещины, огромные глыбы с грохотом вывалились. Олег шагнул за ними вслед, оставил в зияющем проломе облако пыли. Томас дернулся, но заставил себя оставаться за столом, напустил скучающий вид. Бурлан побелел как снег, челюсть отвисла, а глаза выпучились и застыли. Два воина выронили копья и с воплями унеслись.
Из пролома слышались крики, лязг, затем в красном свете камина возникла сгорбленная фигура. Олег отшвырнул пинком глыбу камня, размером с голову быка, чихнул, подняв облачко пыли. К груди он прижимал медную чашу, закрывая бережно ладонью от падающих в проломе камешков. Со смиренным поклоном поставил перед Томасом, еще раз поклонился:
– Ваше игуменство, вот ваша лохвица.
Томас потрогал кончиками пальцев зеленоватый от старости, выпуклый бок чаши, поинтересовался в
