нерешительная, а цивилизация – напор, уверенность, цепкая хватка!
– Еще не вечер, – бросил Олег.
– Что? – переспросил Слымак. Губы растянулись в насмешливой улыбке. – Культура станет такой же цепкой?
Олег зябко передернул плечами, будто попал под холодный дождь:
– Упаси боги культуру у власти! Или хотя бы – с кулаками… Но оставим это, тут не договоримся. Я понял, что если не ради меня все это, то здесь заговор против Киева?
Слымак с удовольствием засмеялся:
– Наши люди уже взяли власть. Скоро выйдут в открытую. Киевляне уже рабы, хотя об этом еще не знают. Но узнают скоро.
Олег стиснул зубы: в голове пульсировала боль, перед глазами трещало багровое пламя, охватившее город, бежали люди с поднятыми топорами, с которых капала кровь, летели стрелы, копья, мчались обезумевшие кони с опустевшими седлами…
– Через тринадцать лет, – прошептал он убито.
Слымак подпрыгнул в кресле, крепче вцепился в подлокотники. Глаза его расширились.
– Вычислил?.. Хотя нет, полагаешься на интуицию, что зовешь предвещанием. Да, тринадцать – наше тайное число. Через тринадцать лет решено взять власть в Киеве и по всей Руси. В открытую. Низвергнуть не только языческие святыни, что кое-где сохранились в селах, но и дурацкие христианские. Везде, где победим, поставим свой символ – пятиконечную звезду! Поставим, Вещий… По всему Киеву затаились в ожидании своего голоса наши зубы и когти, а здесь, в надежном месте, недремлющий мозг!
Олег поник, потрескавшиеся губы шевелились, он сказал с мольбой:
– Опять кровь?.. Но ведь киевляне возьмутся за топоры! Когда русичи прижаты к стене, всегда хватаются за этот последний довод!.. Опять лютое смертоубийство, ручьи выйдут из берегов от крови…
Слымак спросил с жадным интересом:
– Видишь?.. Жаль, наши расчеты, несмотря на точность, не дают зримых картин!
Олег покачал головой:
– Половина Киева сгорит, много люда поляжет… Но не ликуй, Слымак. В тот день будут истреблены все ваши люди. До единого.
Слымак отшатнулся, будто получил удар в лицо.
– Когда случится, говоришь?
– В 9882 году по русскому летоисчислению, 6621-м по иудейскому, 451-м по сарацинскому, если же взять от рождения христианского бога, то в 1113 году… С чего так полюбили чертову дюжину? После той кровавой бойни уже никогда открыто не посмеете, Слымак. Тайно – да, но никогда – открыто.
Слымак сузил глаза, как перед прыжком:
– Не ты ли поведешь на резню?
– Ты знаешь, я против убийств. К тому же без головы… что смогут зубы и когти?
Слымак прошипел очень тихо:
– Без головы?
Страшно полыхнуло, ослепив Томаса, голубое пламя. Олега отшвырнуло к стене, его охватил трепещущий, странно шелестящий, как крылья бабочки, огонь. Томас с поднятым мечом ринулся на злого колдуна, с размаха ударился о невидимую стену, в страхе ощутил себя отгороженным от схватки словно бы чистейшим стеклом.
Калика оттолкнулся от стены, слепящий белый свет охватил Слымака. Маг встал из кресла, оказавшись выше Олега, вскинул над головой длинные сухие руки. Огонь его не касался, как и Олега, облегал как одежда, но Олег стискивал зубы, на лбу вздулись толстые синие вены, на шее напряглись жилы, будто калика держал на плечах горный хребет.
Голубой огонь вокруг Олега вспыхнул ярче. Слымак шагнул к противнику, словно продавливался сквозь массу невидимого клея. Голубое и белое пламя соприкоснулось, лицо Слымака напряглось, как и лицо калики, оба дышали тяжело.
Томас все еще до боли в пальцах стискивал рукоять меча. Дважды попробовал проломиться сквозь невидимую стену, рубил, но тяжелый двуручный меч отшвыривало, едва не выворачивая руки. Слымак сделал еще шаг, страшно зашипело, посыпались белые искры. Оба противника, маг и волхв, сцепили зубы и сжали кулаки, по страшным лицам бежали мутные струйки пота.
Слымак набрал в грудь воздуха, напрягся. Томас в страхе ощутил, что настал решающий миг схватки. Голубой огонь вспыхнул ярче, принялся поглощать белое, чистое пламя. Олег скалил зубы в агонии, запрокинул голову, бессильно сползал по стене.
Томас, не помня себя от ярости, заорал боевой клич англов, обрушил изо всех сил страшный двуручный меч. Сверкающее лезвие, что рассекало всадника до седла, наткнулось на преграду, почти остановилось, затем, проломив невидимую стену, достало чужого мага концом лезвия между лопаток!
Раздался треск, голубое пламя разом исчезло. Потемнело, ибо белый огонь вокруг Олега едва тлел. Слымак медленно повернулся к Томасу, меч вывалился из жуткой раны, с лязгом упал на пол. Из широкой раны хлынула кровь. На лице Слымака появилась гримаса боли, смешанная с изумлением.
Олег с трудом поднялся, упираясь в стену. Грудь вздымалась часто, в горле хрипело. Глаза калики застилало болью. Слымак пошатнулся посреди комнаты, упал на колени. Из пересохших губ сорвалось слабое:
– Как ты мог?..
