Томас, который уже присмотрел среди троих самого, по его мнению, слабого, покосился на Олега, подавил горестный вздох и сказал как можно надменнее:
– Неужели я, сэр Томас Мальтон из Гисленда, выберу одного, когда мой смиренный друг, который и мухи не обидит, сражался с двумя? Конечно же всех троих.
Старший монах круто развернулся к монахам-воинам. Они часто дышали, их руки подрагивали от напряжения, в тишине почти что слышался скрип натянутых до предела мышц. Все трое неотрывно смотрели на блестящего рыцаря, острия копий нацелились ему прямо в грудь. Томас оглянулся на своего огромного коня, где на седле осталось гигантское копье толщиной с молодое дерево, а стальной наконечник – с лезвие боевого топора, но махнул рукой:
– Благородные сэры! Прошу начинать с тем оружием, которое у нас есть. Мое копье больше пристало для рыцарских турниров.
Старший монах истошно взвизгнул, трое отважных бойцов метнулись вперед. Томас успел лишь покрепче сжать рукоять обнаженного меча, как в грудь ударили три копья. Он ощутил сильный толчок, перед глазами мелькнули белые щепки. Один монах-воин с разбега врезался головой в стальную грудь рыцаря, охнул и пал к ногам Томаса. Двое отступили, шатаясь, смотрели зло и растерянно. Обломки копий усеяли землю перед рыцарем, один монах тряс окровавленной кистью.
Томас наклонился, сочувствующе похлопал обеспамятевшего монаха по затылку:
– Благородный сэр! Не спи, уже все кончилось.
Олег крикнул:
– Унянчили дитятку, и не пикнуло. Не бей по голове! У тебя ж перчатка железная, а голова у него – как у меня… гм… кулак.
– Да я не бью, – пробормотал Томас испуганно, он поспешно убрал руку. – Я гладил, ибо Христос завещал любить даже врага… А это какой враг? Так себе. Благородный сэр герольд! Пришлите других бойцов. Эти что-то устали.
Старший монах отчаянно завизжал, сорвал с головы шляпу, люто истоптал ее, словно давил прыгающую гадюку. Глаза его были выпученные, как у совы, налились кровью. С тонких губ летела пена. Он нетерпеливо оглядывался на ворота, просветлел, когда оттуда выбежали еще трое.
С копьями наперевес, страшно визжа, словно им защемило дверью, они понеслись, быстро-быстро перебирая ногами. Томас ухватился за меч и снова опоздал. Одно копье ударило прямо в лицо, поддело забрало, два копья переломились о грудь. Тройной удар был настолько страшен, что Томас невольно качнулся назад, даже отступил на шажок, но бросил пугливый взгляд на калику, тот следил очень внимательно, и Томас поспешно шагнул вперед. Двое отступали, шатаясь, зажимая ладонями разбитые в кровь лица, третий лежал у его ног, широко раскинув руки. Из расплющенного носа и рассеченной брови обильно бежала кровь.
Томас с досадливым ворчанием выдернул наконечник копья, тот застрял в решетке, брезгливо повертел в стальных пальцах низкосортное сыродутное железо, отшвырнул.
– Эти тоже устали, – сказал он громко в пространство. – Драться не начали, а заснули, как рыбы на берегу.
Олег посоветовал обеспокоенно:
– Больно шустрые, как мыши! А ты хлебалом щелкаешь, чешешься да запрягаешь… Не славянин, случаем? Дерись, а то поразбивают головы, а ты, истукан булатный, все никак не соберешься!
– Я не соберусь? – удивился Томас. Он нервно огляделся по сторонам. – Я давно готов! Поджилки трясутся, все жду, когда свое боевое искусство начнут применять. А у них все ритуалы преддрачные…
– Какие-какие? – переспросил Олег.
– Преддрачные, – повторил Томас. – Перед дракой которые… ломают свои прутики, лбами колотятся… Я уже уморился дрожать, ожидая, когда их знаменитые бойцы явятся!
Легко раненных увели, подхватив под руки, а недвижимого унесли. Из ворот выбежало еще с десяток монахов-воинов – с шестами, копьями, саблями, некоторые даже со странными цепами, такими в русских селах молотят на току пшеничные снопы… Все остановились возле ворот, переговариваясь резкими щебечущими голосами, напоминая Олегу большую стаю мелких лесных птиц. Старший монах погнал одного обратно в монастырь, мол, одна нога здесь, другая там, похоже – с донесением.
Олег все-таки сходил к коню, вытащил из ножен меч и повернулся лицом к монахам. Томас стоял в двух шагах, посматривал ревниво, украдкой меряя взглядом длину оружия. Меч калики не выглядел короче, хотя у Томаса был самый длинный меч во всем крестоносном войске, к тому же меч калики явно тяжелее, а лезвие шире в полтора раза. Старший монах, как заметил Томас, тоже не мог оторвать взгляда от сверкающего синеватыми огоньками оружия калики. Впрочем, так же зачарованно, словно кролик на кобру, смотрел и на огромный меч Томаса – тот не короче монашеских копий.
Из ворот все еще никто не выбегал с визгом, не прыгал, замысловато вихляя тонким ритуальным копьецом. В монастыре прозвучал басовитый гонг, в воротах появился очень старый монах – одетый пышно, в расшитый золотом халат, на голове – многоэтажная шапка с бубенцами и ленточками. В руке нес украшенный серебром посох с набалдашником в виде головы разъяренного дракона.
– Старший волхв, не иначе, – сказал Томас тихонько.
– Аббат, – возразил Олег тоже шепотом. – Или сам епископ!
Томас засопел негодующе, но уважительно смолчал, ибо местный волхв или епископ оглядел поле схватки из-под старчески набрякших век, простер перед собой дрожащие длани. С двух сторон подбежали монахи, почтительно поддержали ему вытянутые руки.
– Кто вы, неведомые? – спросил пышно одетый волхв или епископ, а может, аббат.
– Паломники, – ответил Томас почтительно. – Едем потихоньку из Святой земли, никого не трогаем, не задеваем… Вот тут монахи вашего монастыря нас встретили по странному ритуалу, но вон даже сэр калика, хоть и язычник, понимает, что в чужой монастырь со своим уставом не прут. Где-то ноги вытирают, а где-то не вытирают…
Старик сказал дребезжащим голосом:
