С утра разбирали что да как, изловили еще троих, кто был в заговоре, повесили на стене, а к обеду сошлись к Ингвару. Тот проглотил мясо, как волк, что ест в запас, глаза были отсутствующие. Выпил квасу, со злостью швырнул кубком в гридня, что поленился принести из холодного подвала.
– Но почему? – спросил он, ни к кому не обращаясь. – Почему? Зачем пошел на такой риск? Зачем вообще раскрылся?
Отпихнул стол, раздраженно заметался по палате. Асмунд, Рудый, Ольха, пятеро из старшей дружины русов, а также трое древлян сидели за накрытым столом. Яства были сытные, но скудные: Ольха берегла на случай долгой осады. Асмунд был вдвое толще от повязок, через которые при резких движениях выступала кровь, голова тоже перевязана, но когда ел, было видно, как выздоравливает прямо на глазах.
Рудый велел принести греческое вино, тянул из кубка неспешно, прислушивался к ощущениям, хмыкал, загибал губу. Он первым и ответил:
– Не догадываешься?
Ингвар остановился, будто налетел на стену:
– О чем?
– Почему Влад бросился сюда, будто головой в полынью.
– Ну-ну!
Теперь все повернули голову, смотрели на Рудого. Тот осушил кубок, крякнул, вытер рот тыльной стороной ладони.
– Это лосю понятно.
– Мы не лоси.
– А… Влад копал, как крот, медленно и осторожно. Он был хорош для нас как сын Ольгарда, но славяне в нем видели сына Травицы. И даже сына Вадима Хороброго… Ну хотелось им так, вот и все. И пока недовольство русами медленно росло, росла и тайная власть Влада. А потом вдруг власть русов рухнула в один день. Совпало, что все войска ушли на кордоны с Хазарией и ляхами, а здесь внезапно умер великий князь! И мы зрим, что стряслось.
Он видел по их лицам, что его все еще не понимают. Простодушный Асмунд крякнул:
– А при чем тут Влад?
– Свершилось самое невероятное, – сказал Рудый. – Настолько невероятное, что…
Он замолчал, оглядывал всех с удовольствием, Ингвар сказал сердито:
– Ну-ну! Не тяни.
– А стряслось вот что… Местные племена передрались. Ну, это у славян обычное, да если бы только у славян! Да так передрались, что уцелевшие взвыли: как хорошо, мол, было под русами! Да вот беда, князь Олег помер, а вся власть была в его кулаке… А тут еще дружины русов ушли воевать хазар. Влад первым заметил, он не дурак, что местные племена уже начали поглядывать на… да-да, на тебя, Ингвар.
Ингвар смотрел расширенными глазами. Асмунд кивнул:
– А-а…
– Видишь, Асмунд уже понял. А раз он понял, то и всем лосям понятно. Ах да, вы ж не лоси!.. Гм… Ну, для вас могу и повторить…
За дверями послышался топот, громкие голоса. И хотя голоса были своих, узнали, но все напряглись и потянулись к оружию. Ингвар дернулся к Ольхе, хоть на этот раз укрыть своим телом, тут же устыдился: заметят, засмеют! В проклятое время живем, подумал с отвращением. Даже в собственном доме ждешь удара в спину.
Без стука дверь распахнулась. Влетел растрепанный вартовой:
– Воевода! Там гонцы у ворот!
– Впускай, кто бы ни прибыл, – ответил Ингвар настороженно.
– Да я уже впустил.
– Ну, молодец! Страж из тебя… Кто они?
– От бойков.
В молчании Ингвар протянул:
– Бойки? А, это где-то за лемками… Вроде бы.
Бойков явилось трое. Приземистый, поперек себя шире, воевода, налитый тяжелой мощью, похожий на придорожный валун, и два младших дружинника. Воевода был в ратных доспехах, без прикрас, зато ладно подогнанных, легких. Под доспехом проглядывала еще и легкая кольчуга. На красном обветренном и сожженном солнцем лице синие глаза горели особенно ярко, пронизывающе.
– Воевода, – сказал он после короткого приветствия, – в трех часах за мной едет дружина в две сотни копий. С нею младший сын князя. Он везет наказ от своего отца.
Все слушали напряженно. Ольха слышала, как Ингвар вздохнул и задержал в груди дыхание. Асмунд сопел и мял в мощных ладонях медное блюдо, пытался свернуть в тонкую трубочку, но ослаб от раны, едва-едва свел края вместе. Вздыхал горестно от бессилия, даже на бойков смотрел исподлобья.
– Что в том наказе? – спросил Ингвар.
– Присяга. Мы посланы как залог того, что наше племя желает войти в Новую Русь. Если великий князь Новой Руси возжелает, мы сможем весной выставить десять тысяч бойцов. Вооруженных и на конях.
Теперь уже и Рудый задержал дыхание. Бойки! Племя, которое обитает за тридевять земель. Только и
