Парень отступил на шаг. Голос был хриплый, но твердый:
– Нет. Не пойду.
Ингвар поморщился:
– Дурень, не понимаешь. Тебе выпала редкая удача.
– Нет.
– Оглянись, тебе завидуют все парни!
Парень посмотрел на воеводу русов твердым взором. Губы его едва шелохнулись, но ответ прозвучал резко и сильно:
– В дружину врага? Ни-ког-да.
Ингвар сказал, уже сердясь:
– Ты должен знать, что я имею власть брать в дружину любых молодых неженатых парней. Из любого племени, покоренного Новой Русью.
– Но я… не пойду.
В холодных глазах Ингвара блеснули насмешливые искорки:
– О, ты такой благородный? Но и на благородство есть ловушки. Да еще какие! Хочешь проверить на своей шкуре?
Он кивнул дружинникам. Павка, Боян и Окунь ухватили троих детей, вытащили на середину улицы, поставили на колени. Парень дернулся, когда дружинники одновременно, ухватив детишек за волосы, задрали им подбородки кверху, обнажив белую кожу. Острия мечей оказались возле детских горлышек. У одного кожа лопнула, потекла тонкая струйка крови.
– Ну как? – спросил Ингвар с интересом.
– Ты не сделаешь этого! – вскрикнул парень, голос его дрогнул.
– Почему? Это чужое племя. Мы берем дань, но вы за нашими спинами точите ножи. В наших интересах уменьшить число ваших будущих воинов.
Парень обвел детей отчаянным взглядом. Да, русы бросили на колени только мальчиков. Их острые мечи вот-вот…
– Не трогай детей, – попросил он.
– Идешь в дружину?
Дружинники посмеивались, с гордостью посматривали на воеводу. Он всегда находил способ добиться своего. И всегда побеждал.
– Нет, – ответил парень тихо. – Я не смогу держать меч.
Он положил ладонь на кол в ограде плетня, выхватил у одного из дружинников топор. Вокруг застыл даже воздух, голос парня был торжественен и светел. Быстро и страшно блеснуло лезвие. Солнечный блик ударил Ольху по глазам и уколол сердце.
Раздался многоголосый вздох. Глухо ударил топор, на землю упали, брызгая живой теплой кровью, большой и указательный пальцы. Парень протянул к Ингвару брызжущую кровью руку. В голосе сквозь боль и страх прозвучала гордость:
– Как видишь, воевода. Я негоден для дружины.
Ингвар несколько мгновений бешено смотрел в его ясное лицо. Ноздри воеводы раздувались, а пальцы судорожно стискивали пояс. Наконец с шумом выдохнул воздух, повернулся к своим:
– Чего встали? Едем дальше!
Дружинники непривычно суетливо торопили коней, нахлестывали, спешили выбраться из веси. Ольха ехала застывшая, сердце превратилось в холодную ледышку. Перед глазами все стоял могучий парень с ясными глазами. По бокам слышался говор, дружинники негромко обсуждали происшествие. Она слышала, как Рудый крикнул Ингвару восхищенно:
– Здорово он нас, а?
– Что здорово? – Это был голос Ингвара, раздраженный, злой. – Был бы на его месте рус, бросился бы на нас с топором в руке. Погиб бы с честью. А то и успел бы кого-то взять с собой к Ящеру. А этот… тьфу!
– Не скажи, – возразил Рудый, – в этом что-то есть. Верно, Асмунд?
Асмунд что-то прогудел, Ольха не услышала, затем был прежний ожесточенный голос Ингвара:
– Конечно, Олег поймет. Он был не только воином. Но для нас это не человек, а… что-то вроде червяка!
Но когда Ольха, нечаянно приблизившись, увидела его лицо, то ощутила даже подобие жалости. Ингвар ехал не просто задумчивый, а с потемневшим лицом, будто внутренности грызет голодный лис. Левая щека подергивалась, он непроизвольно морщился. Пальцы стискивали поводья, ринуться бы навстречу ветру, но тут же, опомнившись, надевал личину спокойствия и даже благодушия.
Даже малый властитель, это Ольха понимала с горечью, должен быть покоен и благостен, тогда и его люди проживут легко и без тревоги!
Ингвар повеселел – вот-вот откроется вид на Киев. Ольха и сама чувствовала близость непомерно большого города. Уже по лесу, по деревьям.
Здесь лес выглядел как древлянин, выползший из темницы руса. Дороги, дорожки и тропинки истерзали во все стороны, колеса телег выбили землю так, что втулки сравнивали бугорки. Борта тяжело груженных
