– боги, нами никто не правит и не указывает, мы сами создаем мир с его законами и правилами… Итания, ты – мой мир!
Она прошептала, голос ее то трепетал, как крылья самой нежной бабочки, то становился крепче камня:
– Но мы – есть то… что есть. Ты привел огромное войско, что растоптало Куявию, вбило копытами в пыль, в грязь… Это есть, нам от этого не уйти.
– Итания, – прошептал он с мукой, – я должен был это сделать! Я не могу без тебя. Я разрушу весь мир, если встанет на дороге между мной и тобой.
– Придон, – сказала она печально, – я бежала за тобой, за твоим конем, мои слезы… там теперь ручей.
– А где падали мои слезы, – ответил он горько, – там прожженный камень до самых глубин! Итания, я не могу без тебя, и я должен тебя взять.
– Так возьми, – произнесла она тихо. Легкий румянец коснулся ее щек, растекся жаркой краской, воспламенил лоб и шею. – Я твоя по праву… и еще потому…
Она запнулась, он жадно смотрел на ее губы. Она закончила едва слышно:
– …потому что я – твоя.
Он придвинулся, она опустила голову ему на грудь. Он замер, не веря в свое счастье.
– Я люблю тебя, Итания, – прошептал Придон. – Я пришел, чтобы взять тебя. Так велят боги!
– Чьи боги? – спросила она шепотом с его груди.
– Боги, – ответил он. – Когда я вижу во снах или в видениях твое лицо, я становлюсь богом сам. Тогда мне все удается, на мне быстро заживают раны, я усмиряю диких зверей, я вижу червей в глубинах земли и движение сока в стеблях цветов! Я заставляю самых жестоких плакать, а непреклонные по моему слову прыгнут в седло и поскачут в ту сторону, куда укажу. Я могу все… не могу только причинить боль или обиду тебе, Итания! Здесь даже бог во мне становится твоим ручным зверьком, которого ты вольна приласкать, и тогда он готов умереть от счастья, вольна пнуть и велеть убираться, и тогда он умрет от горя, едва выйдет за двери, но не посмеет тебе воспротивиться… Я очень, очень… я безумно люблю тебя, Итания! Нет таких слов, я их искал, мучился, стонал и рвал на себе волосы, придумывал сам, но нет таких слов, чтобы высказали… чтобы выра-зили…
Он задохнулся, умолк.
– Но почему вот так? – спросила она.
Он сказал беспомощно, с яростью в голосе:
– Я не знаю! Это не я шел, меня вела… другая сила! Людские силы перед нею – ничто, прах, пыль, клочок тумана! Не должен любить тот, кто не сможет с этой силой справиться… Я – не смог! Я пытался, видят боги, пытался. Но я не смог!.. И потому я здесь с войском, потому горят города, пустеет земля, даже звери бегут перед артанами, что подобны степному пожару…
– Ты будешь брать город?
– Я возьму тебя, – ответил он яростно. – А город… да, возьму, но что мне город? Я возьму тебя, ибо я должен тебя взять… как берет артанин, как берет мужчина – по своей воле!
Она сказала горько, ему почудились печаль и насмешка в тихом голосе:
– Ах да, не потерять лицо… Сохранить честь, достоинство, имя. А то, что горят города, опустошена земля, десятки тысяч уже погибли…
Он отмахнулся:
– Что жизни? Бессмертных среди них не было, все когда-то да умрем. Чуть позже или чуть раньше – велика ли разница? Зато деяния наши взвеселяют наших праотцов, что смотрят за нами, Итания!
Она нахмурила брови, взгляд стал задумчивым. Сердце Придона остановилось в отчаянии, вдруг почудилось, что она рассердилась, но Итания спросила неожиданно мягко:
– Придон… если я сейчас уйду с тобой, как ты поступишь?
Он растерялся.
– Со мной? Как?
– Как хочешь, – ответила она просто. – Как скажешь.
Он тоже сдвинул брови, глаза потемнели.
– Я возвращусь к себе. В свой лагерь. К артанам. – Я пойду с тобой, – ответила она. – Я уже бежала за тобой, Придон. И мне было все это время не легче, чем тебе, Придон! Ты хотя бы чувствовал свою правоту… А что могла чувствовать я?
Он пошатнулся, удар был неслыханной силы.
– Итания, – простонал он раздавленно, – ты… ты здесь страдала?
– Ты даже не предполагал?
– Итания, я… Итания!
– Я пойду с тобой, – повторила она. – Я могу выскользнуть отсюда тайком… постараюсь выскользнуть. Если ты знаешь, как нам выбраться из города тайно, мы выберемся. Если нет, то я сегодня же уговорю отца отпустить меня! Знаю, он будет против, но я сумею. Я сумею…
Он сказал медленно, с таким усилием, словно поднимал горный хребет:
– Итания… теперь я должен взять город. Это предрешено. Это… это надо. Иначе я как будто тебя не
