Минотавр поднялся на дрожащих ногах, попятился. В глазах и страх – я же маньяк, и облегчение от присутствия красивой женщины, что, как и надлежит женщине, явилась и спасла.
– Фу, ну что за жизнь… Слушай, что-то мне твоя рожа знакома. Мы не в одном отделении служили? Когда закрыли, нам пришлось сперва зубы на полку, потом приняли предложение Гуся взять под охрану его группу «Мост». А ты… случаем, не к Березе примкнул?
– Точно, – ответил я конспиративно. – Куда еще деваться, если родине мы на фиг?
Он улыбнулся виновато:
– Спасибо, камрады… Удачи вам!.. Простите, большого и заслуженного успеха в личной и общественной жизни… а я, с вашего позволения, удаляюсь… Помню, ты мне сохранил жизнь, так что я в долгу!
Он в самом деле удалился с такой скоростью, что как будто рассыпался, только крохотный смерч завертелся на его месте, это же как теперь свою поганую шкуру ценят, ну просто общечеловеками стали, тьфу, стыдно за них, к чему идем, вырождаемся уже не только как нации, но и как биологический вид.
– Куда теперь? – спросила она удрученно. – Все следы потеряны.
– Не все, – возразил я.
– А какие есть?
– Не знаю. Но всё оставляет свои следы, не знала?
– Нет, – призналась она.
– Всё, – сказал я твердо. – А мы наследили дай боже. Танки сглаза не боятся.
Она в удивлении открыла рот:
– Какие танки?
– Большие, – объяснил я. – Чем больше, тем неглазливее! Не говорить же то, к чему поручик Ржевский приучил даже эхо? Надо же и такому интеллигенту, как я, чем-то разнообразить речь, чтобы не проигрывать в красочности народу, из которого вышел! Или тебе объяснить, что такое народный интеллигент?
Она опасливо отодвинулась.
– Не надо. Лучше пойдем в вертолет, а то понабегут всякие… Я его увела у ротозеев, что зачем-то опустились возле трех столкнувшихся машин на дороге…
Я только сейчас обратил внимание, что на боку вертолета крупно написано: «ГАИ».
– Понабегут? – спросил я. – Уже бегут! Оставь вертолет, лучше сделаем вид, что мы ни при чем. И – смываемся. Смываемся!
Часть II
ГЛАВА 1
Рядом гиперсуперуниверсам «Мега», «Икея» и «Ашан», все под одной крышей, целый роскошный город, а не магазин, с фонтанами, верблюдами и ледовым катком, под этим куполом Париж бы поместился, но ребятам этого мало: рядом строится еще что-то совсем уж охрененное, мы пробежали туда, постепенно сбавляя шаг, на стоянке выбрали приличный автомобиль, я без труда открыл, торкесса юркнула за руль, заявив:
– Я поведу.
– Почему?
– Если придется отстреливаться…
– Все понятно, – ответил я и выпятил грудь, – это мужская работа. Мужчины страсть как любят стрелять!
Охранник на выезде посмотрел с великим подозрением, но торкесса улыбнулась чарующе, да и я выгляжу круто, никто другой не сумел бы угнать с этой стоянки машину, но мы ж инопланетяне, не хрен собачий, так что машина без препятствий выкатила на улицу.
Торкесса некоторое время вела, глядя только прямо перед собой, на меня не смотрит, давая время привести дыхание в норму. А когда раскрыла хорошенький ротик, голосок был саркастическим:
– Ну и зачем это все?
Я растерялся:
– Как зачем?
– Да, – повторила она упрямо, – зачем? Ты сколько людей… обидел? А они к нам никакого отношения не имеют.
– Уже не имеют, – согласился я.
– И не имели раньше, – возразила она.
– Ничего, – возразил я бодро, – наркотикам тоже надо сказать нет!.. Правда, они не слушают, но все равно! Вот я и сказал свое «нет».
– И для этого столько бегал, прыгал, плавал, кувыркался…
Я ощутил, как жаркая волна накрыла меня с головой, уши защипало. Пробормотал:
– Но ведь… Нужен был драйв! И дабл твист. Я все это дал. Вся жизнь – театр, а люди в нем… икринки.
– Вся жизнь – театр, – поправила она педантично, – люди в нем – актеры, а главную роль играют
