деньги. Так у вас говорят?
– Ну раз театр, – пробормотал я, – то мне суфлера бы…
– Я твой суфлер, – сказала она категорически.
Машина проносилась по затихшим улицам, как снаряд, торкесса начинала засматриваться на рекламы прокладок и шампуня от перхоти. Я обеспокоился, впереди прямая дорога вилюжит, поинтересовался осторожно:
– Ты веришь в бессмертие?
– Конечно, – ответила она с удивлением. – А что?
– Я – нет, так что сбавь скорость, там впереди крутой поворот…
– Вся жизнь, – сказала она мудро, – крутые и неожиданные повороты!
– Жизнь, – возразил я, – на десять процентов из того, что с нами происходит, а на девяносто – как мы реагируем. Я просто человек, который на все реагирует!
Ветер расплел прядь ее волос и стегнул меня по лицу. Я ощутил, как по телу пробежал электрический ток, оно реагирует даже раньше, чем я соображу, как реагировать правильнее, чертовы инстинкты, чего это мы от обезьян, а не от осьминогов!
– А я всю жизнь мечтала, – вздохнула она, – о банальном счастье…
Встречный ветер срывал с ее пухлых губ звуки, а букву «б» она произнесла так тихо, что я запнулся с ответом и внимательно посмотрел на нее, не послышалось ли, но ее лицо оставалось строгим и одухотворенным, и я решил, что если даже в самом деле услышу то, что послышалось, все равно решу, что у меня ухо со странной дырой, и, не дрогнув, буду продолжать говорить о Высоком.
– Мечтать не вредно, – возразил я. – Вся жизнь – мечта, хотя подобна коробку спичек. Обращаться с ней серьезно – глупее глупого. Обращаться несерьезно – опасно.
– Что такое коробок, – произнесла она медленно, с трудом выговаривая непонятное слово, – спичек?
– Есть же такие дикие люди, – изумился я. – Вы там на Бетельгейзе огонь трутнем добываете, да?
– На Бетельгейзе нет жизни, – объяснила она терпеливо.
– Это и понятно почему.
– Почему?
– У вас даже спичек нет!
Она фыркнула:
– Теперь я понимаю, почему аппаратура для поисков разумной жизни во Вселенной всегда направлена от Земли.
– Интеллект, – сказал я мудро, – это такая штука, что может встретиться и еще где-нибудь в космосе. Если искать, конечно, долго. Разумеется, не на Бетельгейзе…
Она окрысилась:
– Я не с Бетельгейзе!
– Да, а выглядишь… Ладно, забудем. Не будем падать духом ниже уровня смелости. Хоть называть вещи своими именами легче всего на заборе, но я скажу тебе, ты – великолепный напарник!
Она буркнула недоверчиво:
– Спасибо на добром слове!
– Да не за что, – ответил я добродушно. – Это я не подумавши… Забыл, что в схватке доллара и евро победит юань, так предсказал Нострадамус, в борьбе тигра и крокодила – китаец на дереве, а добра со злом – обезьяна… в смысле, наблюдатель с Бетельгейзе. Так что я верю в человеческое дерьмо! Настанет день, когда оно заполнит весь мир!
Я открыл бардачок, на колени выпал тяжелый армейский пистолет. Две запасные обоймы поблескивают надпиленными головками. И еще – длинная насадка глушителя. Торкесса косилась с недоумением, я тут же оглянулся, не гонятся ли за нами братки, у которых угнали, но пока чисто, кто же рискнет такое безумие, потому и без сигнализации.
– Что это? – спросила она шепотом.
– Пистолет, – объяснил я. – Пистолет – это не юбилей числа «пи», а…
Она сказала раздраженно:
– Я спрашиваю, почему с глушителем?
– Хозяин машины, – сказал я высокопарно, – скромный человек.
– А это при чем?
– Скромные люди живут незаметно и стреляются из пистолета с глушителем.
Она отвернулась с недовольной гримаской, странные какие-то эти земляне. И чего это все пророки предрекают, что эти существа будут править Галактикой, а потом и всеми вселенными?
– Сворачивай, – велел я, – во-о-он на ту дорогу.
Она свернула послушно, только брови взлетели на середину лба, там и остались, ибо я приподнял сиденье, достал оттуда автомат Калашникова, ящик с гранатами, а также небольшой гранатомет на двенадцать зарядов.
