Он взглянул на меня внимательно, мечтательная улыбка сошла с хари:
– Да, ты таков… И он таков, что обязательно должен был нарваться. Не на тебя, так на другого дурня с мускулами и помешанного на дурацкой идее справедливости для всех. А я вот, более умеренный, выжил, обзавелся замком, охраной. Ко мне не подойти, не подступиться. Теперь я жизнь свою ценю, ценю!
Я вперил взор в дальний угол, где воины, уже наупражнявшись с мечами, бегали, изнемогая от усталости, с мешками камней на плечах, в то время как другие швыряли дротики в цель, дрались на дубинах. Я насмешливо скривился:
– Не понимаю.
– Чего?
– Имея в руках камень Силы, вызвавший такой пространственный смерч среди звезд, стоит ли тратить время на эту ерунду с мечами и топорами? Камень Силы, как я понял, способен насылать бури, что погубят целые континенты?
– И многое другое, – ответил он с удовольствием. – Но я человек предусмотрительный…
– Уже слышал, – напомнил я.
– А я хочу, чтобы ты это усвоил. Я предусмотрительный, потому предусматриваю всякое разное. Вдруг по какой-то невероятной случайности мощь камня Силы истощится? Или чужой колдун сумеет ее заблокировать? А старые добрые мечи да топоры никогда не подведут!
Я с тоской вспомнил про свой верный меч, проговорил тоскливо:
– Это верно, но пока они в руках…
Он самодовольно усмехнулся:
– А мой в моих руках.
Я оглядел его с головы до ног:
– Что-то не вижу на тебе камня. Или он настолько мал, что помещается в перстне?
– Увы, – ответил он с усмешкой, – камень великоват. Размером почти с барана, потому я держу его в своей личной спальне, куда нет входа никому.
– Даже женщинам?
– Никому – это значит, что никому. Женщин можно пользовать и на кухне, на конюшне, в прачечной или в поле на сене. В крайнем случае в чулане. Я не настолько глуп, чтобы допустить женщину даже к краешку тайны.
Он раздувался от бахвальства, хохотнул, посмотрел на меня с видом собственника, которому привели в жертву барана, что, если признаться, так и есть, попал я сюда, как последний баран, а Осман дышит в затылок и время от времени поднимает свой жуткий палаш. Де Жюрминель взглянул на мое помрачневшее лицо, с удовлетворением потер ладони:
– Если бы не ложка дегтя, то в бочке меда чего-то бы не хватало, верно?
– Это у тебя мед? – изумился я.
Он ухмыльнулся:
– А разве нет?.. Мое королевство процветает.
– Ты называешь это процветанием? Царство Зла?
Его глаза изучали меня с нескрываемым интересом.
– Да. А у тебя другие критерии процветания? Мой народ сыт, пьян и нос в табаке!.. Он пьет, жрет и беспрерывно трахается. Что еще народу надо?
– Телешоу, – ответил я зло. – И тогда картина будет закончена. Можно закапывать.
– Что такое теле… а, наверное, скоморохи? Ты прав, это было некоторое упущение, но я уже пригласил из других стран лучших клоунов, фокусников и жонглеров. А также искусных сказителей, чтобы могли одну сказку тянуть по несколько лет. Впрочем, раз ты у нас такой уж герой, даже благородный герой, то я тебе кое-что покажу…
Взгляд его показался мне чересчур недобрым, сердце захолонуло, я сказал торопливо первое, что пришло в голову, чтобы как-то выиграть время:
– А ты всегда такой серьезный?
Он сдержанно улыбнулся:
– У меня ровные красивые зубы, но я никогда не стану хохотать во весь рот… или во всю пасть, как бы ты сказал. Хохотать так, что запрокидываешь голову, закрываешь глаза и весь трясешься, не замечая, что именно твой противник проделывает именно в этот момент.
По моей спине пробежал холодок.
– Здорово, – признал я. – Слушай, мы с тобой не сидели за одной партой?
– Вряд ли, – ответил он холодновато. – Просто я не картонный, не замечаешь? И советники у меня не полные идиоты. Более того, я к их советам иногда прислушиваюсь! Представляешь такое?
– С трудом, – пробормотал я. – Погоди, а где твой сын?
Он покачал головой:
– У меня нет сына. Хотя его слабые попытки захватить власть и проваливались бы постоянно, но это бы отвлекало… особенно в такой момент, верно?
