– Да, – пробормотал он, – вижу, как ты ликуешь.
Она сказала озабоченно:
– Мне показалось что среди убитых нет их командира…
– Удрал, – ответил он с презрением.
– Это плохо, – сказала она.
– Да, это позор, – согласился он.
Она фыркнула.
– Меня он меньше всего интересует! Это плохо для нас. Не делай эти глазки, убью. Будто не понимаешь, что он вернется, взяв с собой людей втрое больше. И на этот раз тебя схватят, объявив зачинщиком драки.
– Пусть берет, – сказал он равнодушно. – Я человек мирный и никогда не дерусь.
Она повернула голову и долго всматривалась в его лицо. Ютланд спокойно смотрел вперед, и она, как ни вглядывалась, так и не увидела того, что ждала.
Вздохнула, сказала совсем другим голосом:
– Да, ты в самом деле из тех, которые храбрые, мужественные, прямые и стойкие, как вон тот дуб… Сворачивай вон туда.
– Зачем?
– Там лес, – объяснила она терпеливо, как храброму и мужественному, – нас не увидят. Во всяком случае, издали.
– Хорошо, – ответил он, но не пошевелил поводом, а конь продолжал мчаться ровным галопом дальше.
Она вскинула голову и сказала настойчиво:
– Ты ничего не забыл?
Он покачал головой.
– Здесь со стороны леса земля мягкая. Только слепой не увидит следы. А вон там каменная россыпь, по ней и промчимся.
Она смолчала, удовлетворенная, все-таки делает так, как она велит, хотя и с поправками на мужское упрямство.
Глава 13
Сосновый лес тянулся с версту, Ютланд не обращал на него внимания, а когда пошла могучая дубовая роща с мощными переплетенными кронами, он молча пустил коня в ту сторону. Над лесом снова начали собираться тучи, прогремел гром, из одной даже посыпался крупный блестящий дождь, но капли превращались в пар, еще не коснувшись земли.
Алац вошел в лес с неохотой, там сразу за великанскими деревьями потянулось большое озеро, похожее на запущенный пруд, ряски и тины столько, что уже можно называть молодым болотом. Затем вынырнули веселые деревца с белой корой, Ютланд подумал, что в березняке даже старые деревья выглядят жизнерадостно и бодро.
Отыскав удобное место, он спешился, снял капризную принцессу с седла, хорт начал прыгать на него, требуя содрать с раненой спины душегрейку.
Ютланд кое-как снял, засохшая кровь прилипла и не хотела отдираться, хорт принялся остервенело зализывать раны, трясся и рычал, шерсть встала дыбом.
Мелизенда тихонько отошла в сторону, сейчас все трое такие чудовища, что в самом деле ей бы лучше оставаться с тем отрядом, да и в повозке возлежала, а не тряслась на худом, как скелет, коне, если это конь…
Наконец Ютланд вздохнул, осторожно подвигал плечом, все еще морщась и стискивая челюсти. Она видела, что ему больно, но мужчина почему-то не должен выказывать слабости, и сейчас он выпрямился во весь рост, властно и гордо посмотрел по сторонам, словно красуется перед толпой…
– Вы с конем, – велел он строго, – побудьте здесь.
Она спросила задиристо:
– А ты? Или вас тоже двое?
– Мы с хортом, – ответил он невозмутимо, – посмотрим, что здесь за звери. У меня из еды только хлеб и сыр.
Она сказала язвительно:
– А ты без мяса не можешь, ты же мужчина? Большой, ужасный и крепкий, как… дуб?
Он вспомнил, что за женщиной всегда остается последнее слово в любом споре, а всякое слово, сказанное мужчиной после этого, является началом нового спора, потому смолчал и, свистнув хорту, пошел в глубину леса.
Как только его спина исчезла за деревьями, она перестала изображать принцессу всюду и везде, с облегчением сгорбилась и позволила на лице появиться испуганному выражению. Конь посмотрел на нее так, словно вот сейчас возьмет и сожрет.
Она улыбнулась ему трусливо и заискивающе заговорила дрожащим голоском:
– Ты сильный, красивый, замечательный!.. У тебя уши торчком, ноздри как у льва, а такой густой гриве позавидует любая женщина!
Конь фыркнул, все-таки грива еще не грива, а так, детская гривка, но ей показалось, что комплименты приняты. Просто конь, как все мужчины, не желает выказывать чувства слишком явно.
Ютланд вернулся почти сразу, она не успела даже начать дрожать, не только надрожаться, швырнул ей под ноги удивительно толстого зайца.
– Ты еще и хворост не собрала? – поинтересовался он с осуждением. – Что за женщина… Тебя муж убьет в первый же день.
Она фыркнула.
– Я такого убью в первую же минуту!
Он проговорил с удивлением:
– Сильная и злая… Хорошо.
Она вытаращила глаза.
– Ты чего?
– Пойду соберу сучьев, – сказал он. – Нам костер не помешает. Земля все еще сырая.
Когда он вернулся, на их месте вовсю полыхал небольшой костер из тонких палочек, а Мелизенда неумело тыкала ножом в тушку зайца. Ютланд молча бросил в сторонке груду толстых сучьев, с десяток сразу положил в огонь, молодец, как она так быстро разожгла костер, с интересом смотрел на ее попытки то ли снять шкуру со зверька, то ли разделать.
– Играешься?
– Да, – ответила она с раздражением. – Почему он не прыгает, как думаешь?
– Не знаю, – ответил он. – На такое могут ответить только женщины. Особенно красивые.
Она не стала спорить, когда он отнял у нее тушку, молниеносно снял шкурку, разделал и, проткнув очищенным от коры прутом, примостил на рогульках над красными углями. Она смотрела в огонь пригорюнившись, лицо стало мечтательным.
Он слышал, как она непроизвольно вздохнула, проговорила мечтательно и едва слышно:
– Ох, скорее бы Вантит.
Он ответил безучастно:
– Если бы я мог забросить туда хорошим пинком под зад… думаешь, не сделал бы такое доброе дело?
– Какой ты нежный, – сказала она язвительно. – А как же награда? За нею надо лично.
Он поморщился.
– Разве я от нее не отказался, когда с твоего согласия передал этим надутым индюкам?
– Думаю, – заявила она, – это не первая твоя дурость в жизни! К тому же согласия не было. Не было!
Он подвигал плечами, проверяя, как затягивается рана, процедил мрачно:
– Конечно, дурость не первая. Первая – когда согласился тебя взять и отвезти. Но ты постоянно споришь, и я передумал тогда… и сейчас вот тоже.
