наготове. Действовать по обстановке, но ни в коем случае не отвечать на возможные провокации со стороны местного населения. По городу ехать аккуратно, быть предельно внимательными. За городом — полный газ. Связь держать постоянно. Вперед!
Выезжаем из Управления. Минуем центральную улицу. Все нормально. Выруливаем на «площадь Пушкина». Тихо, народу почти нет. Вроде все спокойно. Вдруг откуда-то, словно тень, выплывает молодой афганец и бросает в лобовое стекло нашей машины какой-то сверток.
Машинально с Володей пригибаем головы (я за рулем, он на рации). Шлепок, сверток рвется, на стекло вываливаются кровавые куски мяса, смешанные с грязью. Давлю на газ, пытаюсь дворниками снести кровавое месиво. Тщетно. Кровь размазывается по стеклу, ничего не видно. Мигаю дальним светом передней машине, требуя остановиться. Торможу.
Володя хватает тряпку, я — бутылку с водой, начинаем тереть лобовое стекло. От терпкого запаха крови тошнота подступает к горлу. Управились секунд за пять. Тряпки бросаем на дорогу в пыль, ополаскиваем руки и — в машину. Снова мигаю фарами — поехали…
По дороге заехали в ооновский городок, в штаб по проведению операции. Ничего не добившись от военных, послав их куда подальше, двинулись к себе на виллы…
— Чего тормозили? — спросили нас ребята на вилле.
— Шашлыки жарили, — одновременно огрызнулись мы с Володей.
Немного успокоившись, объяснили причину остановки.
— Какая гадость! — передернул плечом Сергеевич.
— Гадость? Гадость, Петр Сергеевич, это когда в свежую коровью лепешку ногой вляпаешься, — заметил Володя. — А это — трагедия.
Андрюшку отвезли в госпиталь, у него сотрясение мозга. Евгению руку перевязали, сделали укол, ничего страшного.
Шеф, отправив в Кабул телеграмму, уехал в бригаду, прихватив с собой Женьку-бороду и Тахира. На 19.00 в бригаде было назначено совещание по разбору полетов. Из Кабула вылетело высокое начальство 40–й армии…
Я с Володей и двумя Сашками с четвертой виллы пошли в госпиталь проведать Андрюху. В палате, где он лежал, было человек двадцать. Все — пострадавшие от наших «соколов». Андрей выглядел усталым, но искорка в глазах была.
— Мужики! Слушайте сюда, что расскажу, — начал он. — До вас здесь генерал был. Ходил, всем руки пожимал, призывал держаться и раздавал по банке тушенки и банке сгущенки. Представляете?! Человеческая жизнь — банка сгущенки!
— И тебе перепало? — прикалываемся мы.
— А как же. Правда, ему кто-то из медперсонала шепнул, что я майор КГБ. Он извинился и хотел их забрать.
— Отдал?
— Как же. Моя жизнь, что, и двух банок не стоит? Но и это еще не все, — продолжил Андрей. — Генерал меня и спрашивает: «Не могли бы вы рассказать, почему это произошло?» Я ему и ответил: «Почему — не знаю, но как было — могу». И выдал… Резко, конечно, но не грубо, генерал все-таки.
— И что генерал? — интересуемся мы.
— А что генерал? Сказал «спасибо» и ушел. После его ухода братья по несчастью меня героем считают. Майор, а на равных с генералом разговаривал…
— Слушай, герой, ты сильно не зазнавайся, — подмигнул нам Александр, — а то мы быстренько из твоей одной звезды на погонах четыре соорудим и станешь капитаном.
— Вот пошляки! Пришли, называется, проведать боевого товарища… Что? Моя слава покоя вам не дает?
Мы заулыбались. Раз чувство юмора сохранил, начал ругаться, значит, все будет хорошо.
— Ладно, поправляйся, что нужно — телеграфируй.
Пожелав всем бойцам скорейшего выздоровления и оставив им пакет с фруктами, мы вышли из палаты.
— Как Андрей? — спросил нас шеф.
— Нормально, жить будет. А что в бригаде? Чем закончился разбор полетов?
— Ничем! Военные своих выгораживают. Их можно понять — это же трибунал. Афганское руководство, чтобы хоть как-то сгладить ситуацию, предложило все списать на своих летчиков. Так сказать, принять удар на себя. Но народ не обманешь. Жаль, — шеф покачал головой. — Жаль, — повторил он. — Столько труда пропало зря. Как теперь с народом работать? В общем, горюй не горюй, а ситуацию уже не исправить. В ближайшие три дня в Кандагар ездить не будем — Гульхан настоял. Вызывайте подсоветных на виллы. Я утром в Кабул улетаю, начальство требует. Старшим остается Евгений.
— Игорь Митрофанович, узнайте насчет моей реабилитации.
После перенесенного гепатита мне был положен двадцатичетырехдневный реабилитационный курс в санатории.
— Узню.
Засиживаться у шефа не стали. Разбрелись по виллам…
Ребята сели за стол. После пережитого необходимо расслабиться. Через некоторое время за столом уже был слышен смех… Им хорошо, а мне тяжко. В голове сплошной гул и дурные мысли. Да, сейчас бы рюмочка сорокаградусной не помешала бы…
— Санек! Давай пульку распишем, — Тахир с радостной улыбкой заглядывает в мою комнату.
— Нет, Тахир, не хочу.
— Кончай ломаться…
Тахир осекся, увидев мое выражение лица.
— Извини. Не хотел тебя обидеть, — хлопает меня по плечу, — извини.
— Проехали…
Тахир вышел. Меня охватила тоска… Заныла печень. Жалко себя до слез. Хочется зарыться с головой под подушку, одеяло. Хочется волком выть на луну, но тоже облом — луны нет, на улице тьма кромешная.
Лег на кровать. Не лежится. Походил по комнате — словно лев в клетке. Нет, так не годится. Надо что-то предпринять, иначе… Сел написать родителям письмо:
«Здравствуйте, дорогие мои мама и папа! За передачу спасибо. В декабре ребята полетят в Кабул; попрошу, чтобы забрали, самому лишний раз летать неохота. В Кабуле делать нечего, поскольку, в основном, летаем за продуктами. Берем обычно помногу, а организация и доставка все на ответственном, т. е. на тебе. Вот и бегаешь — то машины нет, то самолета… Дома спокойнее. Вы пишете, что в районе Кандагара обнаружили банду. Собственно, банды никуда и не пропадали. Вы меньше читайте всякую газетную ерунду. Обстановка у нас нормальная. Тихо. Погода хорошая. Тепло. Сегодня было +25 градусов. И это в декабре! Полно апельсинов, бананов, гранатов. Здоровье в порядке. Так что не волнуйтесь.
Пишите о себе. Как ваше здоровье? Что нового? Привет от меня родным и знакомым. Крепко вас целую, ваш сын Саша. 08.12.86 г.».
Перечитал письмо. А ведь не все так плохо: тихо, тепло, бананы, апельсины, гранаты… Вот и печень перестала ныть, и аппетит появился.
— Санек, как ты? — В дверях снова показалась голова Тахира.
— Великолепно. Рисуй пульку.
— Ты это серьезно?
— В моем положении шутят?
— Я мигом. Только Женьку тормозну, он в гости к соседям собрался.
Тахир скрылся за дверью… Хорошие все-таки у нас в группе ребята. Надежные, понимающие…
