Пока Лассе вдруг не бросил резко и холодно:
— Умолкните.
Мы разом притихли. Как-то странно было слышать от него сказанное в таком тоне. В тот же момент Зак посмотрел на него и смотрел долго, не отрываясь. Кажется, только он знал, что Лассе не смотрит на стену, а слушает сквозь нее. Это было тревожно, будто они слышали что-то такое, нам недоступное.
Джош сидел рядом, почти прижимаясь, и мы не отходили друг от друга всю ночь. Я думала о Рэйни. О том, чем он стал. Я поняла вдруг, что все эти десять лет свято верила в его смерть, после смерти Фокси Лютор и других, и поэтому его возвращение так поразило меня. Не его новый облик, а его новая суть — возможность того, что он убил их всех и может убить меня.
На некоторое время я задремала, и вдруг меня разбудил голос Лассе, хотя и был он очень тихим.
—
Потом он прижался лбом к стене. И стоял так, пока не открылась дверь.
Мы медленно вышли друг за другом, Лассе шел последним. И когда я вошла в камеру Перри, он стоял прямо за моей спиной, так близко, что я ощущала это как сквозняк по коже.
В лицо мне ударил резкий запах паленой шерсти и сгоревших тостов. А потом я увидела Перри. Он лежал, раскинувшись, на полу, и сразу могло показаться, что он спит. Но мне так не показалось. Мне показалось, что он мертв.
Однако он был в обмороке. Глубоком обмороке, близком к коме; а когда мы с Джошем бросились к нему, я вдруг увидела его руку и до боли стиснула зубы, чтобы не заорать. Впечатление такое, что он сунул ее в костер и держал там — черные ногти, багровые пузыри лопнули и слиплись, кое-где проглядывал кожа, потемневшая, обугленная.
Я упала рядом на колени, думая об одном: если с ним что-то случится, я просто умру. Прямо сейчас, не сходя с этого места.
Тут он приоткрыл глаза, но его взгляд меня не видел.
—
Потом повел глазами, будто ощупывая воздух, и когда наткнулся на Лассе, веки его вздрогнули, как от испуга.
—
Лассе медленно встал, и его лицо стало похоже на посмертную маску. Идеально вылепленную из гипса лучшего качества, но от этого не казавшуюся более живой. Только глаза горели на ней, живые и жуткие инородные тела, исполненные самого чистого ужаса и боли. Я не понимала, что происходит, но что-то произошло. Что-то страшное и непоправимое.
Потом он просто ушел, не прощаясь. На дворе был ясный день, но его машина с тонарованными стеклами, кажется, решала такие проблемы. Да и разве это проблемы…
Мы ждали возвращения Перри семь дней, попеременно дежуря у его постели. Его друг Эд, доктор, который работал с его рукой, до сих пор не мог сказать ничего внятного по этому поводу. Я знала, что Эд — отличный мужик и будет щадить и нас, и его до последнего, но все равно — о руке мы сейчас думали меньше всего.
Вечером мы с Джошем сидели у Перри как всегда и делали вид, что все идет по плану. Иначе мы бы просто свихнулись. Знаете — такая игра-самообман, которая некоторое время помогает, но недолго.
— Слышь, Кира, ты не знаешь, что такое… шмуц… как его?.. блут… — Джош наморщил лоб, пытаясь вспомнить.
— Ты о чем?
— Ну, Лассе так обозвал Зака. Шмутц… короче, шлюхин блуд какой-то.
— Грязная кровь…
Я даже не сразу поняла, что это Перри.
— Что?..
— Наверное, он сказал «грязная кровь».
Я упала на него, уткнувшись в одеяло и обнимая обеими руками, а Джош вскочил и сделал колесо — прямо в палате.
Он рассказал нам, что произошло, только через пару недель. А опасениями поделился только со мной. Мол, нечего еще и Джошу за него беспокоиться. И хотя я уверяла, что повода для беспокойства нет, никто не мог сказать это точно.
Кроме Лассе, разумеется. Но он молчал.
ПЕРРИ
Мне не больно…
это плохо, что не больно -
это значит, я, наверное,
умираю…
Я почувствовал, как что-то метнулось мимо меня — хлестнуло волосами по лицу и царапнуло ногтями по стене. Эли.
— Внутрь! — крикнул я, но тварь обрушилась на меня сзади, и, едва успев увернуться, я буквально вкатился в камеру. Если монстр и пытался ее открыть, то я этого уже не слышал. Здесь были звуконепроницаемые стены. Мы закрылись в бункере для буйных.
— Лассе!!! — услышал я голос Эли. И хлопок двери.
Я огляделся. Эти камеры у нас почти не использовались, но одно я знал о них точно: если двери закрылись, они не откроются до утра. Иногда к нам приходили приезжие волки перекантоваться в момент превращения, и это было удобно — вечером мы запирали их, а утром они выходили сами, когда перекинутся назад.
Сейчас это была палка о двух концах — твари не могли добраться до нас, но и мы не могли выйти до самого утра. Надеюсь, что к утру они уберутся вон.
— Эли, вы в порядке? — спросил я.
— Да… — Он дернул за дверную ручку — безрезультатно. — Как открыть?
— Никак, автоматический замок. Здесь такая система — откроется только утром. Не волнуйтесь.
Эли прошелся по камере, будто прислушиваясь… и вдруг — замер. Три минуты, пять — мне внезапно показалась знакомой эта тишина, глубокая и темная, как бездна.
— Когда, вы говорите, откроют двери?
Он сказал это шепотом, я едва услышал.
— В семь. Но не беспокойтесь, мы…
— Доктор Мастертон, здесь окно.
— Что?
