меня, — терпко ныло в районе солнечного сплетения, как после слова «смерть», и еще по-другому, пока не понятно.
Я стянул с себя пайту, сложил его и осторожно положил Заку под голову. Прикосновение заставило его открыть один глаз — зеленый, помутневший от мучительной боли; половина лица была завешена волосами. Царапина уже превратилась в бледную, едва видимую полоску.
— Чего… приперся?… — Слова вырывались как пар, такие же жаркие и с таким же злобным напряжением. — Уебывай… отсюда на…
Куда, он не успел сказать — новый приступ судорог встряхнул все его тело и заставил его закусить губы до крови. А я не мог отвести от него глаз и пытался понять, какого хрена сижу здесь и не «уебываю на…».
Наконец немного попустило, и Зак приподнялся, оперся спиной о стену. Под глазами стало черно, будто тушь потекла, а на фоне белой до синевы кожи это смотрелось просто страшно. Он выглядел как труп. Волосы все еще висели на лице, будто у него не было сил их убрать.
— Подойди, — проговорил Зак тихим полусорванным голосом. — Не бойся.
Я подполз поближе, еще ближе… Чем я думал? Когда я наклонился достаточно близко, он вдруг дернул меня за веревочку, на которой висел анк. Она не порвалась, а я от неожиданности повалился прямо на него, уткнувшись лицом в его грудь. Железная собачка от расстегнутого замка-молнии его куртки вжалась мне в губы — у нее был холодный металлический привкус.
Я даже испугаться не успел. Поднял голову и встретился с его разноцветными глазами совсем близко.
— Сигарета есть? — спросил Зак хрипло.
Тогда я очнулся и быстро отполз назад — впрочем, недалеко. Чуть прикрыв глаза, Зак мрачно улыбался своей непрекращающейся внутренней казни.
— Ну прости, ладно? Я нечаянно. Не хотел тебя испугать.
— Я не испугался, — пробормотал я еле слышно. Черта с два нечаянно.
В кармане у меня завалялась пачка с последними двумя сигаретами. Я достал ее и еле-еле выудил зажигалку. Руки были как деревянные.
Зак показал мне жестом, мол, раскури. Я раскурил сигарету и протянул ему. Его пальцы дрожали так сильно, что пришлось сунуть сигарету прямо в рот, на всякий случай держа ее подальше от края. Даже в таком положении у него, оказывается, хватало сил прикалываться.
Волосы все еще завешивали его лицо, и я без просьбы аккуратно их убрал, чувствуя пальцами липкий холодный пот на лбу.
Зак затянулся, закрыв глаза, и выпустил через нос тонкую дрожащую струйку дыма. Ему было все еще больно, неизвестно откуда, но я это знал. Но хотя бы сейчас он уже мог себя контролировать.
— Ерунда, — прошептал он. — Мне и больше доставалось, не сравнить. Когда-то меня прокляли — вот это было действительно хреново.
Мы сидели рядом и курили минут пять, медленно. Потом Зак вдавил в пол окурок и сказал:
— Ты хороший человек, Джош. Ты это знаешь?
Я ничего не ответил. В сравнении с кем? Я совершал дурные поступки, и немало, но уж конечно в сравнении с Заком мог казаться святым.
Но я поверил ему. Он, похоже, и вправду так думал. Умирая, не лгут.
— Хороших людей много, — ответил я наконец. — Большинство людей — хорошие.
Закова ухмылка была ядовитой и грустной одновременно.
— Люди до хренища странные, — сказал он, и его голос уже возвращался в норму. — По ним никогда ничего не определишь. — Зак повернулся ко мне, все еще упираясь головой в холодную стену. — Я был знаком с одной девчонкой-школьницей. Блондинкой. Она считала, что любовник-вампир — это нереально круто, а мне нравилось обхаживать ее и делать для нее всякие глупости. Не знаю, от чего она получала большее удовольствие — от секса или от этих глупостей. Так вот, в числе их было ее пожелание убить всех блондинок в старших классах. Она хотела быть
От этой истории у меня под кожей мурашки забегали.
— И что?
— Да ничего. В конце концов, ее тоже убили, но не я, а подражатель. Забавно, правда? Бог не фраер… Ей было всего пятнадцать лет, и я даже любил ее немножко сначала, но потом перестал. Скорее всего, я сам убил бы ее…
Мораль истории была мне понятна — своей бессмысленной жестокостью эта девочка-блондинка вызвала отвращение даже у Зака, и все потому, что она была обычным человеком. Люди не должны так вести себя, так поступать со своими. Я был согласен. Но втихомолку подумал еще и о том, что подобное тянется к подобному, и не мудрено, что Зак встречал так мало хороших людей.
Он оттянул пальцем край джинсов, показывая тату полностью. Фигурка кошки была точеная и очень красивая, она казалась вызывающе черной на мраморной коже.
— Думаешь, это в честь того, что я люблю кошек?
Я вздрогнул и отвел взгляд — наконец.
— Думаю… вряд ли в честь Беати.
— Это на память об одном человеке по имени Кэт… Хорошем человеке. Как ты. Видишь, иногда я умею быть благодарным… — Зак прикоснулся к ссадине на затылке и поморщился. — Черт… Помоги мне встать.
Я протянул руку, и он поднялся, но так легко, будто слевитировал. Он был в порядке, и моя помощь не была ему нужна. Но я не успел додумать эту мысль, потому что Зак опять дернул меня к себе. Я просто поверить не мог, что купился второй раз. Почувствовал только, как налетаю на него, и шорох ткани спортивной куртки по моей голой коже. Рефлексы работали, я мог отстраниться в любой момент, но эта мысль как-то умерла на обратном пути от мозга. И совсем не так мучительно, как умирал Зак.
Он обнял меня обеими руками и положил подбородок на мое плечо.
— Я умею быть благодарным, Джошуа, — сказал он мне прямо в ухо. —
Губы его соскользнули, прижались к шее чуть ниже — и мое сердце вдруг остановилось. И дыхание. Не было ни страха смерти, ни боли, ни даже желания вдохнуть. Было странное оцепенение, будто одновременно я стал легким и очень тяжелым — мог воспарить, но не мог пошевелиться.
Но это был лишь поцелуй, не больше — хоть и не меньше… Потом Зак резко отбросил меня, вышел из комнаты — и сердце пошло.
Вот тут пришла и боль в легких, и страх, и невозможность надышаться. Отголосок недавнего сна, пропитанного какой-то непонятной мне безысходностью, вдруг надавил всей силой, едва не выплеснув слезы на глаза. Я наклонился за своей пайтой, и у меня закружилась голова, так резко, что пришлось опереться рукой о стену.
