— Никто не сомневается, Уильям. — Джорджия оперлась о руку Калеба и встала. — Можете даже остаться здесь — у нас достаточно места. Ты не возражаешь, Кейли?
— Нисколько, Джиа.
Это начинало походить на фарс, и я поспешно сказал:
— В этом нет необходимости.
— Тогда приятных снов.
Почти не совещались… просто сказали «да», и все, будто это обычное дело…
Они стояли рядом и ждали, пока я уйду, а я понятия не имел, что мне делать.
Можете остаться?.. Приятных снов?..
Что-то идет не так. Я не мог избавиться от этого чувства. Все идеально, просто… не этого я ждал.
Конец записи.
РАФФЛЕЗИЯ АРНОЛЬДИ
Ты не ангел, но видел я твой свет неземной.
ЗАПИСЬ 7. Я перебрался в квартиру, которую снял. Поскольку режим дня слегка изменился, то проснулся я где-то часа в два, и они были дома. Хотя я давно был в курсе, что долго они не гуляют и всегда укладываются в рамки комендантского часа.
Калеб и Джиа (про себя я тоже называю ее так, хотя вслух не рискую) сдерживали слово — не мешали, хотя и не помогали. Вернее… не совсем так. Я сам себе не помогал. Поверить не могу — так много ждал от этого, и так тяжело к этому иду… Ладно, будем считать, у меня период адаптации, и я пытаюсь свыкнуться с враждебной обстановкой, хотя она такой и не кажется. Все это время они были со мной до омерзения вежливы, постоянно огибали острые углы и не реагировали на провокации; сначала это меня настораживало, а сейчас уже и раздражало.
— Так что вы хотите узнать о нас, Уильям? — Это было первое слово, которое Джиа произнесла за целый час, когда раскладывала пасьянс из трех колод, а я от нечего делать следил за ее движениями, как загипнотизированный. Калеб сидел рядом с ней, как живая статуя, и за этот час даже не пошевелился. Я был на все сто уверен, что это шоу для меня, и тихо злился, не зная, как расшевелить царство мертвых.
— Стандартный набор, — наконец подал признаки жизни и он. — Мифы и легенды?
— Не обольщайтесь, — сказал я, — вы мне неинтересны. Я и так знаю больше, чем хотел бы. Меня занимает кое-что другое.
— Что именно?
Джиа смешала карты и теперь смотрела на меня своими чудными глазами, а я терялся в догадках, понимает ли она, какое впечатление производит.
Дурак я. Конечно, понимает. Оба они понимают.
— Почему вы выглядите так, будто сейчас взлетите на белых крыльях и запоете.
Может, формулировка и неточная, но полностью передающая мое отношение.
— Считаете, мы должны выглядеть иначе? — спросил Калеб. — Как монстры?
— Какая разница, что я считаю.
— Есть разница. — Внезапно Джиа наклонилась ко мне. — Скажите мне, Уильям, а кто сделал красивым вас?
Такого вопроса я не ждал и даже забыл, кто здесь, собственно, задает вопросы.
— Вы ведь не урод и знаете это.
— Я не… То есть — ничего подобного. Ничего особенного.
— Уильям, ничего — оно и есть ничего. Ничего хорошего, ничего плохого, среднестатистическая серость. Вас серостью при всем желании не назовешь, но я вижу одиночные признаки заражения.
— Чем?
— Тем же, чем заражены 99 процентов людей, — отозвался Калеб с соседнего кресла. — Беспричинным приуменьшением собственных достоинств. «Какое красивое платье!» — «Да ему уже сто лет!» или «Да я купила его на распродаже!», даже если оно вас разорило. И в то же время: «Вы прекрасно выглядите!» — «Спасибо!», когда обе стороны прекрасно знают, что это неправда. Согласитесь, что в этом есть нечто… неестественное.
Странно, что они еще говорят о неестественности.
— Может, для вас. Для нас это нормальное проявление внимания.
— Явная ложь не может быть нормальным проявлением внимания. Какой смысл в комплиментах, если вы не можете определить, искренни они или нет. Вот вы, к примеру, — Калеб потянулся за пультом и сделал музыку тише. — Когда Джиа сказала, что вы красивы, она лишь констатировала факт. Она не хотела сделать вам приятное. Если бы вы были уродом, она сказала бы об этом так же прямо — и безо всякого желания обидеть. А вы даже не в состоянии отличить комплимент от констатации. Я могу подтвердить ее слова просто потому, что опровергать их нет смысла — это факт. Вы согласны?
Я очень хотел возразить, но ничего не мог придумать.
— Допустим.
Джиа кивнула.
— Тогда вернемся к вашему вопросу. Вы видите в этой комнате нечто красивое? — Я не успел и рот открыть, как она добавила: — Не спешите, не зацикливайтесь на содержании. Ваши отрицательные эмоции не позволят оценить все правильно. Только на форме. Итак, что вы видите красивого здесь?
— Картина, — сказал я медленно, чувствуя себя идущим по минному полю. И когда у меня отобрали управление? — Зеркало… вернее, рама. Цветок — и ваза тоже, та, серебряная. И вы… вы оба.
— Уже лучше, — в голосе Джиа слышалась едва заметная нотка одобрения. — Вы признаете этот факт, как и мы его признаем.
— Но это другое. Эти предметы всегда такими были. А вы — были такими раньше? То есть, я хочу понять, дает ли превращение совершенство.
Калеб усмехнулся и откинулся в кресле.
— Представьте себе, Уильям, что ваше зрение стало в десятки… нет, в сотни раз лучше. Каким вы увидите мир?
— Откуда мне знать.
— Подключите фантазию. Вы видите те детали, что раньше были недоступны. Мир становится совсем другим: обычное кажется красивым, красивое — прекрасным. Прекрасное — божественным. Это другая вселенная, и в то же время та же самая.
— Я так не думаю, — сказал я наконец. — Видеть детали разве не значит видеть все самые мелкие недостатки?
— Чудесно, что вы так сразу это поняли. Но не учли, что мы с вами сами из разных вселенных, и ваше суперзрение, даже если оно не будет ни в чем уступать нашему, отличается от него именно восприятием увиденного. Мы видим одно и то же по-разному, и это естественно.
Они умело пасовали разговор друг другу, как титаны НБА, — закрой глаза, и покажется, что говоришь с одним. Из этих теоретических дебрей надо еще уметь вылезти, и желательно с честью. Ну, или как
