получится.
— Но я же воспринимаю вашу красоту.
— И свою, как выяснилось. А теперь ответьте, неужели вам это неприятно?
— Вы все перекрутили.
— Нет, подождите. — Джиа склонила голову к плечу, не отводя от меня глаз. — Разве не естественно желать видеть красоту очень долгое время? Тем более, что теперь она кажется во много раз совершеннее. Вы украшаете дома красивыми вещами, чтобы они были с вами до конца жизни, окружаете себя красивыми людьми, потому что они создают впечатление благополучия и комфорта. Ваша девушка, Уильям, она ведь красивая?
Я даже не ответил.
— Конечно, она красивая, — ответил за меня Калеб. — Как и все ваши друзья наверняка. И это был не специальный отбор, все произошло интуитивно, так что ответ на ваш вопрос вы знали с самого начала. Мы же выбираем лучшее для себя, как и вы, просто на более длительное время.
— А вам не кажется, что это несправедливо — забирать у нас то, чего и так немного?
Я, кажется, начинал уставать и злиться. Они переглянулись.
— Будьте реалистом, Уильям.
— Да уж, глупый вопрос. Вы ведь только и думаете о справедливости по отношению к нам…
А чего я ждал, собственно? Просто не думал услышать это так прямо.
— Поверьте, Уильям, — сказала Джиа, — в нас может бросить камень лишь тот, кто никогда не думал о личной выгоде в ущерб другому. Помните: разные вселенные, и в то же время одна и та же.
Черт бы их побрал, с ними не поспоришь.
— К тому же, — Калеб как-то странно улыбнулся, — это хорошая приманка.
— Приманка?
— Да. Приманка. Знаете, есть такой цветок — раффлезия Арнольди?
— Слышал. — Я поморщился. — Громадная смердящая дрянь.
— Это как для кого. А вот насекомым и мелким зверушкам очень нравится. Так нравится, что они отдают ей свою жизнь, и все это устроила безупречная, непогрешимая матушка-природа.
Мне стало тошно.
— Есть теория, что мы играем на вашей естественной тяге к совершенству и к смерти. Вы без ума от того, что видите, и умираете за это. Охотно умираете, надо сказать. Или же просто подпускаете достаточно близко… чтобы цветок безвозвратно поглотил вас. Такова цена прекрасного.
Мое терпение со звоном лопнуло. Я просто встал и ушел, подавляя в себе горячее желание позвонить Джейсону или собственноручно взорвать этот дом к чертям собачьим.
Спокойно, Уильям, это лишь начало. Когда скучно и нечем занять неограниченное время, всегда тянет пофилософствовать, а тут свободные уши. Но если они сами помогают тебе копать им могилу, то оно и к лучшему.
Конец записи.
ЗАПИСЬ 8. Не вел записи несколько дней. Ловлю себя на мысли, что уже не так спешу смыться отсюда при первой возможности. Здесь действительно уютно… несмотря на компанию.
Я сидел в комнате, переделанной под бар, и мрачно жевал заказанную пиццу совершенно без аппетита. Ел и думал, что моя идея, возможно, не так хороша, как казалась в теории.
— Зачем вы это едите, дорогой Уильям? — спросил Калеб. Джиа вошла следом и теперь поливала комнатные растения, развешанные по углам. — От такой пищи можно умереть.
Я проглотил «дорогого Уильяма» вместе с куском пепперони и только огрызнулся:
— А вам что?
— Как это что? Ведь наша жизнь теперь зависит от вашей. Чтобы нас не растерзали мародеры, вам просто необходимо нормально питаться. А то вдруг вы отравитесь, и Первый свалит все на нас.
Да, кажется, у него, в отличие от меня, было хорошее настроение.
— Угу, — буркнул я, — вы-то, конечно, знаете, что есть, чтобы не умереть…
— Это не рискну предлагать. Но если хотите, Джиа что-нибудь вам приготовит.
У меня кусок пиццы поперек горла стал. Джиа только улыбалась, как Мона Лиза, и продолжала поливку цветов.
— Что приготовит? Протеиновый коктейль?
— Зря вы так, — Калеб сел напротив меня, что совсем не улучшало мне аппетит. — Джиа умеет готовить форшмак и еврейский салат.
— Рудименты прошлого?
— Да нет, научил один приятель. У него такое хобби — когда расслабляется, готовит блюда национальной кухни, а потом скармливает бомжам.
— Откармливает? — спросил я ехидно.
— Что вы, — сказала Джиа, — он бомжей не ест. Брезгует. Ну так что, приготовить вам чего-нибудь? Только не салат, пожалуйста, у меня от чеснока расстройство сна.
Внезапно я почти отшвырнул пиццу, потом медленно отодвинул стул и вышел в другую комнату. Но если я думал, что они оставят меня в покое, то зря.
— Что случилось? — Голос у Джиа был встревоженный, будто ее это и вправду интересовало.
— Сам бы хотел знать, — сказал я с тихой злостью. — Не понимаю, почему вы так… покладисты. Не пытаетесь от меня избавиться. Носитесь со мной как с дорогим гостем, Уильям то, Уильям се! Не знаете, в какой угол посадить! Поистине ангельское терпение, как для парочки монстров.
— Ну во-первых, откуда вы знаете, что мы не думаем, как от вас избавиться? Во-вторых — таковы были ваши же условия, если помните. А в-третьих — вы нам не мешаете.
— И не раздражаю?
— Пока нет, — ответил Калеб спокойно.
— Хотите, чтобы я поверил?
— Уильям, ваша беда в том, что вы судите о других по себе и себе подобным.
Он стоял передо мной, а я смотрел в его глаза и искал там подвох. То, что я ничего не находил, к сожалению, ни о чем не говорило.
— И что, если я ударю по одной щеке, вы подставите другую?
Калеб едва заметно улыбнулся.
— Попробуйте.
— Я не буквально сказал.
— Неважно, это хорошая идея. Сделайте это и узнаете.
Мне отчего-то стало моторошно. Джиа стояла неподалеку и молчала.
— Я не хочу вас трогать, я здесь не за этим.
— Вы меня боитесь? — Калеб подошел еще ближе. — Но ведь у вас такие сильные тылы. Они ведь сильные?
— Я не боюсь вас.
— Тогда сделайте это, и мы все узнаем, что произойдет. То ли вы уверены в своей защите… то ли не
