– У меня от высоты голова кружится, – сообщил я.
– Ну да, конечно, любая отговорка сгодится, лишь бы не пить со мной, – обиделся Макс. – Да ладно, я все понимаю. Кому охота со мной пить? Я старый скучный хрыч. Никто меня не любит. Никого не волнует, упаду я тут или нет.
– Неправда, – возразил я. – Взгляните на этих людей внизу. Их это очень волнует.
– Да ни хрена подобного. Они ждут, когда я свалюсь. Будет о чем потрепаться.
– Но меня точно волнует, Макс, – сказал я.
– Тогда иди сюда и выпей со мной.
Я знал, что пьяные хитры и своекорыстны, но это знание мне нисколько не помогло. Я понимал, что придется к нему лезть. Неуклюже я выполз из окошка и забрался на парапет. Мне показалось, что внизу раздался дружный вздох, но, возможно, то была игра моего воображения. Я вовсе не собирался играть на публику. Я даже не выпрямился. Я пристроил зад на парапете, свесил ноги и как можно крепче вцепился в край.
– Ты заслужил глотнуть. – Макс нагнулся и протянул мне виски.
Мне понадобилось изрядное усилие, чтобы оторвать пальцы от края парапета и взять бутылку, но виски мне требовался позарез – набраться храбрости и успокоить нервы. Первый глоток не очень помог, поэтому я поспешно сделал второй.
– Отсюда все другое, да? – спросил Макс.
Ну да. Все такое страшное. И до земли миллионы миль.
– Другое, – пробормотал я, – но лучше ли?
– Все вокруг станет чудесным, если ты немного перестроишь сознание, – сказал Макс.
Ага, похоже, я перестроил его так себе. Выражения лиц у собравшихся внизу разглядеть было сложно, но я понял, что Макс прав: они получили бы куда больше удовольствия, если б один из нас свалился с крыши. Я не собирался устраивать такого шоу. Я сидел очень спокойно, не делал резких движений, зато Макс не делал ничего, кроме резких движений.
– Почему бы вам не сесть? – предложил я. – Вы меня очень нервируете.
– А разве я виноват, что у тебя нервишки разгулялись?
– Да, – ответил я. – Именно вы и виноваты.
– Во как? – удивился Макс; эта мысль оказалась для него совершенно неожиданной.
Ответственность за состояние моей нервной системы явно не пришлась ему по душе. Выглядел Макс крайне недовольным. Зато я с каждой минутой становился все довольнее. Виски делал свое дело: сначала стало тепло, потом жарко, потом мое настроение резко подскочило вверх, безо всяких на то причин.
– Интересно, чего я на крышу-то полез, да? – спросил Макс.
– По пьяни?
Макс разочарованно посмотрел на меня:
– Вот я иногда думаю, ты действительно такой тупой или только придуриваешься?
– Наверняка такой, – сказал я.
– Я здесь потому, что это место ничем не хуже других, – сообщил Макс, словно эти слова все объясняли.
– Мне кажется, есть места получше, – возразил я.
– Ладно, согласен, наверное, есть. “Бар Гарри”, еще “Две обезьянки”. Ну, может, “Луна под водой”. Но в клинике, пока они не откроют бар или пивнушку, это место ничем не хуже других.
– Если это место не хуже других, то почему бы нам не пойти в другое место?
– Тебе еще многому надо научиться, Грегори.
– Мне все это говорят.
Макс снова протянул бутылку. В ней оставалось совсем на донышке. Я выпил половину остатка и вернул бутылку Максу. Он осушил ее, сунул руку в карман и достал непочатую.
– Если я говорю, что это место ничем не хуже других, то я говорю, что мы все в аду, каждый в своем персональном аду, и он всегда с нами, куда бы мы ни пошли. Выпивка не вызволяет тебя из ада, но, если постараться, можно решить, что ты не в аду, а в чистилище.
– Вы сами в это не верите, – сказал я.
– А зачем бы я тогда говорил?
– Думаю, что это просто пьяная болтовня, – ответил я.
– Хочешь кое-что увидеть? – спросил Макс.
Если сидишь на крыше сумасшедшего дома с пьяным психом и тот спрашивает, не хочешь ли ты кое-что увидеть, волей-неволей засомневаешься. Он может показать слишком много вещей, которых ты вовсе не хочешь видеть, – особенно после случая с пенисом. Поэтому я ответил: “Возможно”, и Макс, поставив бутылку, вприпляску двинулся по парапету к другому углу здания. Затем принялся пятиться назад. В руках он что-то держал.
– Что это? – спросил я.
Макс развернулся, и я увидел птичье гнездо. Он нес его осторожно, насколько, разумеется, позволяло
