убедился.
Гости опрометью выскочили за ворота, и, наверное, оргия на этом прекратилась бы сама собой, но тут примчались санитары, волоча за собой садовые шланги, и обрушили на пациентов ледяные струи – неизбежный финал шоу оказался еще и мокрым. Побросав шланги, санитары кинулись на больных, стали грубо запихивать их в смирительные рубашки, затем движением, которого я прежде не видел, натягивали на головы мешки из толстого черного нейлона и волокли в здание. Хотя на стороне пациентов был численный перевес и при желании они могли долго сопротивляться, никто не упорствовал – даже Андерс. Они словно считали, что заслужили наказание.
Алисия грустно наблюдала за происходящим, но не вмешивалась, так что протестовать пришлось мне, пусть то была и очень робкая попытка.
– Это тоже составная часть вашей хваленой методики? – спросил я Линсейда.
Линсейд явно пребывал не в том настроении, чтобы терпеливо наблюдать, как кто-то подвергает сомнению его действия. Он сделал санитарам знак, и я тут же заткнулся. Они схватили меня и проделали со мной то же самое, что и с пациентами: надели смирительную рубашку и мешок на голову. Ничто так не сводит с ума, как обращение с тобой, как с сумасшедшим. Я вырывался и кричал, но тщетно. Я слышал, как Алисия просит санитаров обращаться со мной помягче. Они немного попинали меня, подубасили, а затем оттащили в писательскую хижину, бросили на пол, где я и пролежал немало времени.
29
Человека, валяющегося на полу своего жилища в смирительной рубашке, с черным нейлоновым мешком на голове, могут посетить весьма странные мысли, и моя странная мысль заключалась в том, что я наконец-то понял, что происходит. Что-то замкнулось в моем мозгу, и я вдруг постиг логику действий Линсейда и пациентов. И тотчас вскипел от негодования, праведного гнева и желания сообщить кому- нибудь драгоценную истину, которую только что осознал.
Однако мои возможности по части общения были строго ограничены. Поначалу за стенами хижины раздавались удары и грохот, крики, смех, кто-то рявкал, передавая приказы Линсейда, слышался звон разбитого стекла, доносились глухие удары, словно кого-то колошматили дубинкой. Затем все стихло, хотя сама по себе эта тишина вряд ли могла успокоить. Я спрашивал себя, что за дубинки Линсейд с подручными пустили в ход, фармакологические или какие-то еще, что за шоковую терапию они применяют, что за “экспериментальную методику” апробируют. И где сейчас Алисия?
Время тянулось мучительно. Я дышал медленно и ритмично, стараясь не концентрироваться на судорогах в руках и ногах. Наконец, спустя долгие часы, раздались шаги – кто-то вошел в хижину, кто-то один, значит, не санитары, как я боялся, да и шаги вроде бы женские. Затем меня коснулись чьи-то руки, стянули с головы мешок. Это была Алисия, и я ощутил абсолютное облегчение. Теперь все будет в порядке.
Когда руки снимали мешок, я ждал, что в глаза ударит яркий свет, но уже наступила ночь, хижина была погружена во тьму, и Алисия действовала при свете маленького фонарика. Ее поведение выглядело несколько театрально, но, возможно, в том имелась необходимость.
– Мне очень жаль, что так получилось, – сказала Алисия. – Это я во всем виновата. Наверное, мне вообще не стоило приглашать тебя сюда.
Меня подмывало с ней согласиться, но я возразил:
– Ни за что на свете не упустил бы такого приключения.
– А ты интересный объект для исследования.
– Более интересный, чем ты можешь себе представить. – А затем с несокрушимой уверенностью, свойственной всем главным героям, я добавил: – Слушай, я могу все объяснить.
– Неужели? – сказала Алисия, и мне показалось, что она потрясена. – Что значит – все?
Что ж, справедливый вопрос. Кое-что я и вправду объяснять не собирался. Например, кто я такой.
– Начнем с того, что я знаю, почему пациенты вдруг повели себя так безумно.
– Безумно?
– Да. Мне кажется, групповой секс в присутствии попечителей – безумство по любым меркам.
– Возможно, – недовольно согласилась Алисия.
– Ты не можешь снять с меня смирительную рубашку?
– Сначала изложи свою теорию.
Я разочарованно понял, что немедленная свобода мне не светит, но мне так хотелось все рассказать, что я был готов еще потерпеть.
– Пациенты обезумели только потому что сами того захотели, – сказал я. – Им нужно было показать попечителям, что они сумасшедшие. Вспомни, ведь Карла подслушивала под дверью? Она слышала, как они говорили, что методика Линсейда действует и что пора всех выписывать. А пациенты вовсе не хотят выписываться, поэтому им потребовалось доказать свою шизанутость. Карла рассказала новость остальным, и те поняли, что срочно требуется безумие напоказ.
– Возможно, – снова сказала Алисия.
– Но при этом они находились между молотом и наковальней. Впрочем, в этом положении они находятся с самого начала. Если они будут выглядеть совершенно здоровыми, значит, методика Линсейда успешно работает и их можно отправить по домам. Но если они произведут впечатление законченных психов, значит, методика Линсейда не работает и их переведут в какое-нибудь другое место. Поэтому им надо было исхитриться и, с одной стороны, продемонстрировать признаки прогресса, чтобы Линсейд продолжал свое лечение, а с другой – воздержаться от полного “излечения”, что бы под этим ни понималось.
– Ты хочешь сказать, что они все время притворялись? – спросила Алисия.
– Да. Если хочешь, симулировали. Но все испортил так называемый литературный вечер. Попечители были правы. Пациенты действительно вели себя в тот вечер как более или менее здоровые люди. Это их и подвело. Они выглядели слишком уж нормально. Поэтому сегодня им пришлось исправлять ошибку и вести себя как полным безумцам. Лично я считаю, что они и сегодня перестарались, но в такой ситуации трудно не
