перейти грань.
– Бедный доктор Линсейд, – сказала Алисия.
– Сейчас дойдем и до Линсейда. По всей видимости, Карла не слышала, как Бентли зачитывал рецензию на “Расстройства”. К тому времени она ушла, поэтому не могла знать, что меня обвинили в авторстве. Она не знала, что часть игры раскрыта, хотя я твердо уверен: Карла знала, что автор – не я. И по причинам, о которых я скажу чуть позже, Карла твердо знала, что настоящий автор книги – Линсейд.
– Доктор Линсейд? – воскликнула Алисия с несколько преувеличенным изумлением.
– Да. Возможно, Бентли и в самом деле грешил на меня, но он знает, что говорит. Если он говорит, что есть текстуальные доказательства, будто “Расстройства” написаны одним человеком, я склонен ему верить. Но этот один человек – не я, а Линсейд. Он тот единственный автор, который написал всю книгу. Точно не знаю, как ему удалось это проделать, но если бы меня спросили, я бы сказал, что он, скорее всего, занимался этим во время лечебных сеансов в своем кабинете за опущенными жалюзи.
– Каким образом? – спросила Алисия.
– Думаю, просто диктовал пациентам. Возможно, он заранее готовился к таким сеансам. Я видел, как он по ночам расхаживает у себя в кабинете, а когда к нему заходил пациент, Линсейд выплескивал свои литературные амбиции. Пациенты записывали его слова в блокноты, затем шли в “Пункт связи”, перепечатывали и сдавали мне как свои собственные работы.
– Разве стали бы они так поступать?
– Стали бы, если бы велел Линсейд. Если бы они отказались, он бы вышвырнул их из клиники.
– Но зачем это доктору Линсейду?
– Именно по тем причинам, о которых говорила доктор Дрисколл. Чтобы заработать авторитет, чтобы доказать всему миру, что его методика верна. И у него получилось бы, если бы не доктор Бентли. Разумеется, Линсейду на руку, что Бентли обвинил меня в этой грязной истории, а сам он оказался вне подозрений. Он невинная жертва обмана. И очень удобно, что есть козел отпущения.
– Что ж, – сказала Алисия, – очень изобретательно. Ты считаешь себя очень умным?
– Это не просто умно. Это правда.
Я мечтал, что Алисия посмотрит на меня с нежностью и восхищением, провозгласит меня проницательным героем, но она разглядывала меня с подозрением и тревогой. Хотя могло ли быть иначе? Даже если она со мной согласна, это ничего не меняло. Что дальше? Бежать? Поднять бунт? И пусть психи захватят власть в психушнике?
– В клинике творится какое-то безумие, – сказала Алисия.
– Ясное дело.
– Пациенты сидят в своих комнатах в смирительных рубашках, с мешками на голове.
– Эффективный метод лечения, – ухмыльнулся я.
– Именно так сказал доктор Линсейд. К тому же отключилось электричество. Или он сам его отключил. Он говорит, что темнота благотворно влияет на пациентов. А доктор Линсейд… не хотелось бы навешивать ярлыки… но такое впечатление, будто он тоже немного сошел с ума. И он хочет видеть тебя. Именно поэтому я здесь. Чтобы привести тебя к нему.
– Ладно, – сказал я, как и полагается стандартному главному герою. – Если он готов встретить меня, то я тем более готов встретить его. Так ты освободишь меня от смирительной рубашки?
– С удовольствием бы, но доктор Линсейд не велел, и сейчас не время ему перечить.
В ее словах имелся смысл, но в рубашке я чувствовал себя беззащитным.
– Он ждет тебя в библиотеке, – сказала Алисия. – Я отведу тебя.
Она повела меня, освещая дорогу тусклым карманным фонариком. Я представить не мог, сколько ни силился, что меня ждет в библиотеке. Спрашивал себя, что могут означать слова “немного сошел с ума” применительно к Линсейду. У меня не было даже предположений о том, какие роли мы с ним станем играть. Возможно, оно и к лучшему.
Линсейд сидел за библиотечным столом, полукруг свечей отбрасывал колеблющийся свет на его гладкие, лоснящиеся щеки. Доктор был мрачнее тучи. Его тело подалось вперед, голова напоминала торец стенобитного орудия. На меня он смотрел боязливо, словно ожидая какой-то безумной выходки, словно я опасный псих – хотя какую опасность мог представлять человек в смирительной рубашке?
– Как вы, Грегори? – спросил Линсейд самым покровительственным, самым мягким, самым докторским своим тоном.
– Высший класс, – ответил я. – Нет ничего лучше, чем проводить время в смирительной рубашке.
– Я очень надеялся, что вы оцените.
– Вы опять ошиблись, доктор.
Он печально смотрел на меня, как будто я представлял для него загадку, одну из его редких, но сокрушительных неудач.
– Почему вы это сделали? – спросил он.
В его голосе звучала скорее грусть, чем гнев, хотя я чувствовал, что и гнев где-то рядом.
– Что сделал?
Меня можно было обвинить во многих прегрешениях, и я решил выяснить, что именно он имеет в виду.
– Почему вы написали “Расстройства”? Вы считали, что это хорошая шутка?
