вторых, если я сейчас вернусь к этой теме, Арбатова, разумеется, захочет знать: почему? Какое отношение имеет Евгений к смерти Уткина? А может быть, не только Уткина, но и Бабанского тоже? Ведь и дураку понятно, что эти две смерти связаны между собой…
Может, я бы и ответила на эти вопросы: Таня, конечно, имеет право быть в курсе расследования. Ответила бы – если б сама знала ответы! А так как ответить мне нечего, я рискую продемонстрировать перед клиентом свою полную «профнепригодность» как сыщика. Нет уж: лучше я оставлю Арбатову «про запас» – на крайний, так сказать, случай.
Тяжело вздохнув, я открыла телефонный справочник и после долгих мытарств отыскала в нем телефон местного отделения Союза журналистов России. Девочке, которая сняла там трубку, я наплела что-то несусветное: что я, ни много ни мало, сотрудник германского консульства и разыскиваю адрес или телефон журналиста Кольцова, которого мне надо пригласить на брифинг. Сотрудница виновато призналась, что работает в журналистской организации всего неделю и поэтому еще почти никого не знает. Я так озадачила бедняжку, что ей просто не пришло в голову спросить: если в консульстве знают самого журналиста Кольцова, то почему не знают, как с ним связаться? Она просто попросила подождать минутку и стала рыться в своем компьютере. Когда прошли целых пять, девица радостно воскликнула:
– Вот он! Кольцов Е.С. Пишите адрес.
Она продиктовала мне адресок на набережной, а я, как дура, все скрупулезно записала. И только потом сообразила уточнить отчество адресата.
– Кольцов Ефим Семенович, тысяча девятьсот пятнадцатого года рождения. Неужели такие еще по брифингам ходят?
Черт бы меня побрал, как говорит моя сестра Полина Андреевна!
– Девушка, это не тот Кольцов! Поищите, пожалуйста, другого. Мой… то есть тот, который нам нужен, по крайней мере раза в два моложе, и зовут его Евгений.
Она проверила картотеку еще раз, однако никакого Евгения Кольцова среди членов тарасовской журналистской организации не оказалось. Похоже, я потерпела фиаско. Вот тебе и «известная личность»…
– А может быть, – предприняла я последнюю попытку, – другие ваши сотрудники знают этого журналиста? Вы не могли бы спросить?
– Да не у кого спрашивать. Вы, может быть, слышали уже? У нас новое «ЧП»: еще не успели Стаса Уткина похоронить, как сегодня ночью застрелили еще одного журналиста – Артема Бабанского из «Тарасова».
– Нет, я еще не слыхала… Ужас какой!
– Точно: ужас! Вот мне «повезло» с работой! А знакомые говорили, такое тихое место… Вы не представляете, что у нас тут творится! Все бегают, какие-то петиции, ноты сочиняют… Вот сейчас в конференц-зале Арбатова, редактор «Вестей», собрала экстренное собрание. Не по нашей линии – от ассоциации «Вольное перо», но какая сейчас разница… Так секретарь с бухгалтером туда отправились.
– Так, может, я перезвоню попозже? Они ведь недалеко ушли, да?
– Да, это в нашем же здании, на третьем этаже. Но я не знаю, сколько они там пробудут – может, час, а может, и больше.
– Большое спасибо, девушка! Не буду вам больше надоедать: у вас там и без меня проблем хватает.
Я положила трубку и снова заглянула в справочник. Так и есть: правление союза журналистов находится по тому же адресу, что и «Вести», и «Тарасов» – в том же огромном сером здании в центре города под названием «дом печати». Двадцать минут ходу, или одна остановка на троллейбусе…
В конце концов, мне все равно выползать из дому за продуктами, так почему не сделать небольшой крюк? Там сейчас собрался весь журналистский «бомонд», и говорят они как раз о том, что меня интересует. Любопытно будет послушать «мнение масс»!
Конечно, я не призналась себе в главном: что на этом самом собрании я надеялась увидеть Кольцова.
Его там не было. Опять не было… Как только я это поняла, я тут же утратила львиную долю интереса к мероприятию ассоциации «Вольное слово».
В длинном, но довольно узком зальчике, вмещающем, должно быть, человек двести, сидели от силы сорок-пятьдесят. Все они громко переговаривались друг с другом и периодически выкрикивали что-то, перебивая очередного оратора. Каждый из присутствующих, казалось, был занят только тем, чтобы самовыразиться. Впрочем, это могло быть мое субъективное впечатление, вызванное тем, что я плохо знаю журналистский мир. Как бы там ни было, я радовалась уже тому, что «бомонду» нет до меня никакого дела. Только Таня Арбатова «отстреляла» меня глазами и величественно кивнула из президиума.
Теперь придется высидеть здесь до конца: она, конечно, подумала, что я пришла увидеться с ней. Пристроившись с краю одного из рядов, я попыталась сориентироваться в обстановке.
Под невообразимый гвалт публики с трибуны вещал какой-то долговязый желчный субъект в очках.
– До каких пор мы с вами будем молча утираться, – грозно выкрикивал он фальцетом, – когда власть, которую мы же сами – пардон за тавтологию, коллеги! – привели к власти, цинично плюет в лицо свободе слова?! До каких пор мы будем кредитовать эту власть нашим доверием, подставлять ей, шатающейся, свои плечи?
– Правильно! – послышались вопли с мест. – За что боролись, на то и напоролись!
– Приходится выбирать, Гутман: либо плечи, либо задницу! Ничем другим наша власть пользоваться не умеет.
– А вы бы меньше боролись, господа…
– Ты вон у Татьяны Михайловны спроси: она к власти ближе нас всех. Каждый день по мраморной дорожке ходит…
Последняя фраза была брошена вполголоса откуда-то с задних рядов и вряд ли долетела до президиума.
Нахмурившись, Арбатова постучала карандашом по графину.
– Мы теряем время, коллеги. – Она обернулась к выступающему. – Яков Семеныч, ты повторяешься. По-моему, обвинительно-разоблачительная часть конференции и так получилась достаточно объемной, пора переходить к предложениям. Слово для оглашения проекта резолюции предоставляется…
– Привет! – неожиданно услыхала я у самого своего уха.
Обернувшись, я узнала парня из «Тарасова», которого видела вчера в кабинете Бабанского. Оказывается, он сидел прямо у меня за спиной. Пришлось и мне поздороваться.
– Вот ведь как бывает. – Парень отвел глаза. – Только вчера мы с вами встречались у Артема, он был жив и здоров. А сегодня… Вот, полюбуйтесь!
Мой собеседник неопределенно махнул рукой вокруг, намекая, по-видимому, на бурление «бомонда». Я со скорбной миной покачала головой.
– Да, ужасно… А что слышно насчет Артема? Какие версии?
– А, да какие там версии! То же самое, что с Уткиным: дело ясное, что дело темное – вот и все. Менты молчат, как рыба об лед, никаких комментариев. Да только всем все и без них понятно, девушка!
Паренек прочистил горло: ему нравилось демонстрировать собственную осведомленность.
– Типичная заказуха – вот что это такое. Сначала убрали Уткина, который что-то раскопал про наших боссов из «белого дома». Потом – Бабанского, который, в свою очередь, раскопал что-то о смерти Стаса, а может, и о ее причинах… И оба дела никогда не будут раскрыты – руку даю на отсечение!
– А для чего ж тогда все это? – Я обвела глазами зал.
– Ах, это… – Он презрительно прищурился. – Мадам Арбатова изображает бурную деятельность, только и всего. Вся эта мышиная возня ничем не кончится.
– Почему?
– Вы же слышали, что тут сейчас сказали насчет мраморной дорожки? Вот вам и ответ!
– Слышала, только ничего не поняла. – Я виновато улыбнулась. – Что это значит?
– Что значит? – Собеседник просверлил меня буравчиками своих цепких глаз. – А вы вообще-то кто, девушка? Не местная, что ли?
– Вообще-то местная, только сейчас учусь в Москве. В МГУ, на журфаке. Так что местные реалии знаю
