– Когда, Ира? – спросил Жора, беря бумагу и ручку.
– Когда мы шли к Тане. Это было девятнадцатого числа в пять часов вечера.
– Ирочка, – снова вмешалась я. – Скажи, а ты не видела еще какого-нибудь человека там, у подъезда? Ну, может, кто входил или выходил?
Ирочка наморщила лобик.
– Может быть, твоя подружка помнит? Может быть, с ней тоже нужно поговорить? – это я уже спросила у Жоры.
– Там старушка была, – ответила Ира.
– Старушка? – вздрогнула я. – Какая?
– Такая… в черном платке!
Мы с Жорой переглянулись.
– Ирочка, а как все-таки она выглядела?
– Ну… как… Обыкновенно. Только одета очень мрачно.
– Ну хорошо, Ирочка, спасибо тебе. Если нам что-то понадобится, мы тебя вызовем, хорошо?
– Хорошо, – Ирочка всегда была готова сотрудничать с милицией.
Жора что-то записал, потом дал всем расписаться и отпустил присутствующих, поблагодарив их.
– Ну что? – спросила я, когда мы остались вдвоем. – Колю можно считать невиновным?
– Можно, – ответил Жора. – Только настоящий убийца-то так и не найден.
– Жор, что за старуха все время фигурирует? И Коля сказал, что его старуха украла.
Жора посмотрел на Колю.
– А тебе не привиделось, парень?
– Нет, – обиженно замотал головой Колька. – Мне ничего не привиделось! Точно говорю, бабка была.
– Послушай, Жор, может, это все-таки Вера была? Сестра Анжелкина? Она как старуха выглядит.
– Ну, не настолько же старо, чтобы ее все бабкой называли, – протянул Жора.
– А если она маскируется?
Жора посмотрел на меня как на полоумную. Я горячо кинулась на свою защиту:
– Жора, но ведь все это больше всего подходит к ней! И библия, и платок черный, и мрачность, и сдвиг по фазе! Заточить мальчишку в клетку – это как?
– Ну хорошо, хорошо, – согласился Жора. – Поехали к ней. Коля, сможешь ее узнать?
– Конечно! – кивнул Колька.
Мы сели в мой «Ниссан» и покатили в Агафоновку.
Вера на стук в дверь открыла сразу же. Она была в своем неизменном черном платке, делающем ее похожей на старуху.
– Чего желаете? – равнодушно спросила она.
– Простите, мы хотели бы с вами поговорить, – вежливо сказал Жора. – Я из милиции, мы с вами уже виделись.
– Ну так чего ж еще говорить-то? – спросила Вера. – Все уж обговорено.
– Разрешите, мы все-таки войдем. Возникли кое-какие вопросы.
Женщина посторонилась, пропуская нас в дом.
В комнате было очень темно и мрачно. Повсюду висели иконы разных размеров. Что меня до крайности удивило, так это отсутствие радио и телевизора. Я даже не предполагала, что в наше время сохранились дома, где бы не было этих необходимых в быту предметов.
Вера не предложила нам сесть, и мы просто топтались по комнате. Сама она тоже не села, отошла в угол и встала возле старого шкафа, скрестив на груди руки.
– Коля, – обратился Жора у мальчишке. – ты узнаешь эту женщину?
Колька тут же отрицательно замотал головой.
– Ну ты посмотри повнимательнее, – настаивал Жора. – Может, узнаешь?
– Не-а, – ответил Колька. – Не она.
– Уж и не знаю, чего вы от меня хотите, – произнесла Вера. – Я тут совершенно ни при чем. А вы ходите, только время отнимаете и своего не жалеете. Лучше бы помолились в свободную минутку.
Жора почесал затылок. Я уловила, что Вера, несмотря на то, что изо всех сил старается выглядеть абсолютно спокойной, на самом деле нервничает. Я подошла к Жоре и шепнула ему на ухо о своих подозрениях. Жора еще раз поскреб затылок.
– А ну-ка, – сказал Жора, – разрешите нам осмотреть ваше жилье.
– Чего тут смотреть, чего тут смотреть? – всполошилась женщина. – Нечего у меня смотреть, все на виду.
– А мы все-таки посмотрим, – Жоре передалось мое беспокойство.
– Безбожники! – закричала Вера. – К одинокой женщине врываетесь, вещи ее осматривать хотите! Управы на вас нету! Вот погодите, настанет судный день – за все грехи ответите! – Вера вытянула вперед костлявый палец и, тыкая в нас, продолжала кричать как безумная:
– И ты, и ты, и ты, – все вы на страшном костре сгорите!
– Господи, как ее в библиотеке держат? – шепнула я Овсянникову.
– Не знаю, – ответил Жора. – Пройди в кухню, посмотри.
Я пробежала в кухню, но ничего, заслуживающего внимания, там не обнаружила. Пошарив по шкафам под дикий вой Веры, вернулась в комнату.
– Ничего, – покачала я головой на молчаливый вопрос Жоры.
– Я и говорю: чего вы у меня найти хотите? Нету у меня ничего.
– Простите, можно у вас водички попить? – сказала я, почувствовав приступ жажды. В углу стоял бак с водой, на его крышке лежала металлическая кружка. Я шагнула к баку и взяла кружку в руки…
– Постойте! – резко вскрикнула Вера. – Я вам другую дам!
– Почему? – удивилась я.
– Это моя. Для гостей другая, – она протянула мне старую чашку с трещиной.
Я попила и подошла к Жоре.
– Она старообрядка, что ли? – шепнула я ему на ухо.
– Не знаю, – отозвался Овсянников. – Похоже на то.
Тут Жора подошел к одной из икон и взял ее в руки.
– Богохульники! – ошалев от такого святотатства, взвыла женщина. – Я на вас жаловаться буду! Вы по какому праву здесь хозяйничаете?
Меня изумило в ее поведении то, что Вера, увидев, как покушаются на ее самое ценное сокровище – икону – не сделала и шагу вперед, чтобы отобрать ее, даже руки не протянула. Она как стояла, так и осталась стоять у шкафа, скрестив на груди руки.
Я непроизвольно шагнула к ней. Вера сжалась и еще сильнее прилипла к шкафу. На миг она замешкалась, но тут же начала снова осыпать нас проклятиями и своеобразными ругательствами. При этом она изо всех сил пыталась загородить шкаф своей задницей.
Жора понял мою мысль, и тоже шагнул в нашу сторону. Вера начала трястись. Жора легонько отодвинул ее локтем и открыл шкаф.
– Чего суетесь, чего суетесь? – заголосила Вера. – К одинокой женщине в шкаф лезут, окаянные! Да что ж это делается, люди добрые?
Вера обвела взглядом присутствующих, но добрых людей среди них, видимо, не обнаружила.
В шкафу Жора тоже не нашел ничего компрометирующего. Он уже собирался отойти от него, но Верины глазки продолжали подозрительно блестеть. И это не давало майору Овсянникову покоя.
– Жора, давай отодвинем шкаф? – предложила я, заметив, как при этом злобно и испуганно сверкнули Верины глазищи.
– Чего двигать, чего двигать? С тех пор, как отец с матерью умерли, никто тут ничего не двигал! Никто меня, бедную, не обижал. Одни вы, святотатцы, пришли бедной женщине причинять беспокойство! Сироту каждый обидеть может! – причитала Вера.
Мне надоел этот бесконечный, действующий на нервы вой, и мне хотелось просто заткнуть кулаком Верин рот.