Игорь не беспокоился о бабе Дусе. Она пропадала не в первый раз и всегда возвращалась целая и невредимая. А сейчас он еще и злился на нее за самодеятельность и непокорность. «Ну и хорошо, – со злорадством думал он, – меньше под ногами путаться будет. Спокойно поработаю, как известные сыщики мирового класса, без всяких подручных и помощничков.
В данный момент он наводил лоск на ботинки. Страсть к безукоризненному внешнему виду была одним из пунктиков Костикова. Вытекала ли она из аристократической внешности, которая просто не допускала небрежного к себе отношения, или была с младенчества заложена в Игоря, который даже во времена, когда деревья были большими, вопил при виде собственных грязных рук и устраивал истерики, если мама одевала его для возни в песочнице в комбинезон, а не в белую рубашку с бабочкой.
Визит к подзащитному, особенно такому, как Модест, просто требовал безукоризненного внешнего вида. Слегка иронизируя, Костиков любил полемизировать с народной мудростью о встрече по одежке и назойливо повторял, что по внешнему виду можно определить и интеллект человека. Он придирчиво осмотрел себя с помощью двух зеркал, последним, любовным жестом тронул бородку и аккуратно закрыл за собой дверь.
Малышев встретил его даже ласково. Видимо, заведомая неудача, которая грозила его сопернику, грела сердце профессионального сыщика.
– Ну, как продвигается расследование? – с ехидцей поинтересовался он, заранее зная, что Костикову крыть нечем.
– Продвигается, – многозначительно и лаконично ответил Игорь, – вообще я хотел бы повидаться со своим подзащитным.
– Помню, помню, – отмахнулся Олег, самолично разрешивший встречу, – забавляйся, Мосолик, пока серьезные люди дело делать будут.
Игорь боялся, что камера предварительного заключения в два счета снимет с Модеста налет аристократичности, но перед ним предстал почти не изменившийся, все такой же аккуратный и подтянутый Красовский. Только синяки под глазами, да потерявший уверенность взгляд выдавал в нем человека, подозреваемого в убийстве собственной бабушки.
– Видите ли, – говорил Модест, неловкой улыбкой словно пытаясь извиниться перед Игорем за то, что ему приходится выслушивать подобный бред, – Борис Ильич Садиков проходит по этому делу свидетелем, так он просто настаивает на моей виновности. Даже на очной ставке выкрикивал какие-то небылицы, будто мы с Сашенькой давно готовили это преступление и буквально терроризировали бабу Асю. Будто между мной и бабушкой давно существовал конфликт из-за квартиры. Божился, будто они собирались расписаться, а я скандалил по этому поводу, боясь, что после смерти ее квартира достанется не нам. Вот теперь следователь и настаивает на этой версии. Но дело не только в том, что он так уверенно обвиняет меня. Я боюсь за Сашеньку.
– За Сашеньку? – непонимающе повторил Игорь.
– Дело в том, – Модест опустил глаза и заговорил торопливо, сбиваясь и с трудом находя нужные слова, – что она девушка импульсивная, может совершить необдуманный поступок. Садиков обвиняет и ее, причем настаивает на аресте. Но улик нет, поэтому ваш следователь игнорирует его наговоры. Но я боюсь. Вдруг что-то измениться, что-то всплывет. Сашеньке никак нельзя сюда попадать.
– А что может всплыть? – Игорю очень не понравилось это случайно оброненное слово.
– Да это я так, вырвалось, – глаза Модеста забегали, словно пытаясь найти оправдание, пальцы в крепко сжатых кулаках нервно заиграли. – Забудьте.
Он нашел в себе силы прямо посмотреть в глаза своему адвокату.
– Помните, что дороже ее у меня нет никого на свете, и для ее благополучия пойду на все.
Напряжение, копившееся в этом человеке в течении нескольких последних дней, все же прорвалось: глаза Модеста подернулись влагой.
– Извините, я раньше никогда себе не позволял так потерять контроль над собой, – произнес он и смахнул уже готовую проявиться в более конкретном воплощении слезу.
– А что вы можете сказать об уликах, обнаруженных в подвале? – не отступал Игорь.
– Только то, что я там действительно был. И даже в день преступления. Но к убийству это не имеет никакого отношения.
– А что побудило вас спуститься в подвал?
– Этого я, к сожалению, сказать не могу, – твердо сказал Модест, – лучше не спрашивайте. Я надеюсь только на ваше доверие и умение разбираться в людях.
– Странно все это, – размышлял Игорь вслух, выбрав в качестве лакмусовой бумажки для своих мыслей Ирину, – достаточное количество подозреваемых и ни одного, кто был бы похож на убийцу. В невиновности Модеста нет никаких сомнений. Я привык доверять своей интуиции, а она подсказывает мне, что этот человек очень далек от преступной деятельности. Тем более, от совершения такого неэлегантного преступления, как убийство бабушки-пенсионерки из-за квартирного вопроса. Даже если бы ему негде было жить! А уж имея двухкомнатную квартиру, да зарабатывая достаточно, чтобы можно было при желании расширить жилплощадь... Нет! не верю.
– А если все-таки предположить? Ведь в детективных романах именно самые невинные персонажи оказываются жестокими и изощренными убийцами, – подкинула ему мысль Ирина, не столько веря в это, сколько просто для поддержания диалога.
– Мысль логичная, но не оригинальная, – поморщился Игорь. Я, конечно, не исключаю некоторой допустимости этой версии и даже немного поработаю в этом направлении, но скорее для того, чтобы найти алиби Модеста и самому убедиться в его полной непричастности к убийству. Мне так будет легче работать, – пояснил он.
– А что ты скажешь об Александре? – Ирину раздражало то, что Игорь упорно звал подругу своего клиента Сашенькой. Ее женская интуиция трубила тревогу при виде того, как часто приходиться общаться ее возлюбленному с этим живым воплощением женственности.
– Тоже бред, хотя... – молодому человеку представилось, что за маской простоты, невинности и бесхитростности скрывается хитрая, коварная и жестокая роковая женщина, и по коже его побежали приятные мурашки.
– Чего ты? – подозрительно посмотрела на него Ирина, заметив, как передернуло ее возлюбленного.
– Ничего, думаю, – отрезал Игорь, боясь спугнуть этот новый, только что рожденный в его воображении и так щекочащий нервы образ.
– Говори вслух, – потребовала девушка, задетая его пренебрежительным тоном.
– Я думаю о реальности твоей версии, – спохватился Игорь, – наверное, ты права, ничего нельзя сбрасывать со счетов.
– А Садиков?
– Примитивно и скучно, – пожал плечами адвокат, – к тому же, где мотив? Расписаться они не успели, завещания на квартиру не найдено, не стал бы он убивать ее в надежде на спрятанное тайное завещание в его пользу или чтобы досадить молодым. Нет, боюсь, эта версия пустая.
– На чем остановишься? – попыталась подытожить рассуждения любимого Ира.
– Не знаю, – задумался тот, – получается, что, действительно, смерть старушки была выгодна Сашеньке и Модесту, а Садиков выступает в роли праведного гнева. Значит, надо работать, работать и работать. Искать доказательства невиновности Модеста, не скидывать со счетов Садикова – уж больно суетится – и поработать над третьей версией.
– Над какой еще третьей?
– Са-шень-ка, – почти пропел Игорь, – Иришка, ты не представляешь, как занервничал Модест, когда разговор пошел о ее возможном обвинении! А эта фраза: „Вдруг что-то всплывет!“ В любом случае, я буду делать все, чтобы защитить их обоих, все-таки именно в этом состоит мое задание, – решил он наконец. И надо искать новую версию, опрашивать соседей, знакомых, бомжей, собак, кошек, в конце-концов, – разгорячился он. И где опять бабуся? – строго спросил он у своей гражданской супруги, – неужели именно в тот момент, когда она мне так нужна, надо пропадать неведомо где!
