Ставший уже привычным ритуал раздумывания над ходом следствия протекал, как обычно, в кабинете. Игорь дымил трубкой, бабуся время от времени украдкой тискала себе в нос щепоть табака и совсем не украдкой чихала. Она все время твердила, что чихание прочищает ей мысли, и чем громче чих, тем чище голова. Игорю же нравилось думать под аромат хорошего табака, а сама эта привычка придавала его образу налет снисходительной к слабости других мудрости.
Я думаю, что вся эта суета неспроста, – излагал он, – Садиков на уровне подсознания чувствует, что правда может всплыть, и пытается потопить как можно больше народа. С Модестом у него получилось почти сразу: если ты помнишь, то именно его навет и в дополнение к ним улики послужили причиной к аресту Красовского. Теперь он активно принялся за Сашу.
– Так ты уже точно знаешь, что он убивец? – подала голос бабуся.
– Нет. Я исхожу из возможности этого, а так как уверенность, как впрочем, и сомнения – одни из доминирующих качеств в работе следователя, то я считаю возможным говорить о Садикове как о реальном убийце.
– Эк, закрутил-то, – поморщилась старушка, – насилу поняла, что к чему. Хоть бы у людей поучился говорить правильно.
– Сейчас мы не будем диспутировать с вами по поводу моего лексикона, – продолжал измываться над бабушкой внук, – сейчас перед нами стоит более важная задача. Я считаю, что мы обязаны защитить Сашеньку. В ее виновность поверить трудно, почти нереально, значит, надо собрать побольше сведений о ее непричастности к совершению преступления.
– Кто о чем, а этот – о девках, – под нос пробурчала бабуся.
– И вы о том же! – вспылил Игорь, ему очень не нравилось, что и бабуся, и Ирина, и даже Малышев заметили его влечение к этой девушке. Игорю не хотелось объяснять, что Сашенька интересует его не как перспективная партнерша, нет, все гораздо тоньше... Это как влечение художника к прекрасному, как тяга бабочки к огню, как стремление всего живого к солнцу. Боже упаси, он и в мыслях не желал ее. Вернее, не хотел желать. Просто неподвластное воле человека подсознание выплескивало в свое физическое воплощение хорошую дозу гормона тестостерона.
– Молчу, молчу, – испугалась бабуся гнева внука, – это я пошутила.
– Давай по делу, – призвал ее к порядку Игорь, – итак, предлагаю установить параллельно слежку и за Сашенькой, чтобы собрать материал о ее, а заодно и Модеста, непричастности. Рассказывай, что удалось узнать тебе, и будем разрабатывать план.
– Нашла подход к соседке из квартиры напротив, – похвасталась бабуся, – ничего, милая старушка, недавно перессорилась со всем двором и теперь сидит дома, не гуляет. Мне была рада, выложила все, как протоиерею. Она и хотела бы помириться с товарками, да гордость не позволяет. Все в подробностях изложила, дала характеристики на всех пенсионеров двора.
– А почему это она тебе все так и рассказала? – с подозрением спросил Игорь.
– Я сказала, что из статистики пришла. Собираю сведения о плохих и хороших людях: кого больше. И фамилии записываю. Наврала, что потом в газетах списки опубликуют. А говорить можно ин-ког-ни-то. Ни одна порядочная женщина не откажется от такого опроса, – хитро подмигнула пронырливая старушка. – Сначала она рассказала мне все о соседях, о самой Аське – покойница с ней в контрах была – о Сашеньке с Модестом.
– Что-то новенькое? – заинтересовался Модест.
– Да так, психологический портрет, – блеснула бабуся, – потом я вывела ее на главное, на подозрительных личностей, значит.
– Ну?
– Были! – торжествующе брякнула баба Дуся. – Были личности! Сначала Нюрка, соседка, значит, упиралась, память-то старческая, древняя, а потом я ее потрясла маненько...
– Как это потрясла? – не понял Костиков. – В буквальном смысле?
– В буквенном, в буквенном. Напридумывала ей росказней про таинственных и загадочных людей, буквы из нее так и посыпались! Нюрка – большая поклонница замочных скважин, цельный день мечется от окошка до глазка дверного. Даже питается на подоконнике, чтобы чего не упустить. Старая, а зрение и слух как у мыши летучей! Так вот однажды наблюдала она в дверной глазок за территорией – у нее глазок низко, можно на стуле сидеть – и видит: к Аськиной двери незнакомцы подходят. Девка вертлявая, да два приличных мужчины в черных очках и черных костюмах с чемоданчиками. Нюрка как раз „Люди в черном“ посмотрела, так она и дышать с перепугу перестала. Сначала те долго бормотали чего-то, бумажки из чемоданчиков повынимали, но Нюрка разговора не поняла, не по-человечески объяснялись, не по- русски.
Потом все-таки позвонили. Аська в дом их не пустила, через цепочку общалась, поэтому соседка маленько услыхала. Правда, не поняла ничего. Те, что в черном, громко говорили, но не по-нашему, а девка вроде по-русски, но пискляво больно, тихо. Только и поняла Нюрка, что черные – вроде как германцы, им от бабки что-то надо, и толковали еще о житье в Германии и деньгах, вознаграждении то-бишь. А потом еще раз приходили. Та же девица, а мужчины другие, уже не в черном. Вывод я сделала такой: спуталась Аська наша с германцами, из-за них и смерть приняла.
– Интересно! – Игорь уже давно встал из-за стола и ходил туда-сюда по кабинету. – Очень интересная версия. Только опять совершенно нереалистичная. Ты что, хочешь сказать, что эти люди в черном пытались завербовать Асю Гордеевну для агентурной работы? Бред какой-то! Что за ценность она может представлять для вражеской разведки? Докладывать, от кого муж в их дворе гуляет или чей внук двойки таскает?
– А если за каким чиновником важным следить?
– Во-первых, чиновники важные живут совсем не в таких домах, а во-вторых, агентов вербуют не через полузакрытую дверь квартиры. Сначала ищут на них компромат, потом заваливают анонимными письмами с угрозами и фотографиями, потом назначают явку.
– А если не явишься на эту самую явку? – живо заинтересовалась бабуся.
– Тогда проникают в отсутствие жертвы в квартиру и ждут ее прихода. Жертва приходит, а в кресле – агент. Он оперирует компрометирующими материалами и вырывает согласие.
– А ты видел, какая у этой самой Аськи дверь? Никакой человек в черном не проникнет. Бронированная!
– Хорошего специалиста и броня не остановит.
– Мне нравится, – немного подумав, заключила бабуся, – буду германскую версию отрабатывать.
– Как хочешь, – равнодушно пожал плечами Игорь, – можно и германскую. Но нельзя прекращать и слежение за Садиковым.
– Чего притих-то? – заметила бабуся.
– Меня все-таки волнует судьба Александры. Если Садиков добьется своего раньше, чем мы найдем истинного убийцу, то ей придется испытать все прелести если не тюрьмы, то камеры предварительного заключения. А такую ранимую девушку это может подкосить. К тому же я обещал Модесту.
– Ты сам-то веришь, что невиновная она? – вкрадчиво спросила бабуся.
– Не знаю, не знаю. Ничего я не знаю. Душа человеческая – потемки, неизвестно, что скрывается в этой темноте: шипы или розы.
– Значит, надо увериться, что их с Модестом вины тут нет.
– Да как увериться-то?
– Надо провести обыск. Посмотреть по квартире. Вещи – они многое рассказать могут.
– Да кто это нам ордер-то даст!
– Да и не надо нам никаких орденов. Мы и за спасибо поработаем, и за денежную награду.
– Ты не поняла. Чтобы провести обыск, нужен документ такой, разрешение из милиции.
– И-и-и, милок, разве мало в этой жизни без разрешения делается?
– Ни-ког-да, – отчеканил милок.
Вечерело. Уже с трудом различались отдельные предметы в неуютном, почти совсем темном дворе. Из
