Анна освободилась минут через пять. Она подошла ко мне и пригласила пройти за ней в комнату, скрытую от зала занавеской.
Я проследовала за Анной. В небольшой комнатке было несколько стульев, столик, на котором стоял электрический чайник «Мулинекс», шкафчик, набитый шампунями, бальзамами, пенками и прочими парикмахерскими принадлежностями.
Мы сели на стулья, Анна включила чайник в розетку и приготовилась отвечать на мои вопросы.
– Меня зовут Светлана Алексеевна, – представилась я нарочно вымышленным именем на тот случай, если женщина при разговоре с майором Овсянниковым вдруг упомянет женщину, которую бравый майор якобы послал к Анне с поручением. – Мне необходимо, чтобы вы еще раз вспомнили все, что касалось вашей матери в последнее время.
– Да я уже все рассказала, – пожала плечами Анна. При воспоминании о смерти матери губы ее задрожали. Мне стало ее жаль, но ведь нужно докопаться до истины? Поэтому я сказала как можно мягче:
– Успокойтесь, пожалуйста. Соберитесь и расскажите. Это поможет найти преступника.
– Да-да, я сейчас, сейчас, – ответила женщина, вытирая слезы. – Извините меня, пожалуйста.
– Ну что вы! – ответила я. – Я очень хорошо понимаю ваше состояние.
– Я ведь, собственно, ничего и не знаю, – сказала Анна виновато. – Мама ведь жила отдельно. У нее частный дом в Агафоновке. Она не очень часто к нам ходила.
– А в последнее время вы не замечали каких-нибудь странностей в ее поведении?
– Да вы знаете… – Анна выключила чайник и налила две чашки чаю. – Мама стала очень возбужденной. Была вроде бы и в радостном настроении, но в то же время словно что-то ее злило. И еще она как-то обмолвилась, что скоро станет очень богатой. Знаете, она всегда была одержима идеей разбогатеть. Мама ведь всю жизнь уборщицей проработала. Родила она меня рано, образование так и не успела получить, вот и мыла всю жизнь полы. Отец нас бросил почти сразу после моего рождения. Ничем практически не помогал. Мама меня одна воспитывала. Всегда мечтала хорошо одеваться, но денег не хватало. И меня мечтала одевать в дорогие наряды. Она устраивалась подрабатывать и, когда у нее появлялись деньги, то всегда покупала что-нибудь, как она считала, красивое… – женщина грустно улыбнулась. Видимо, в милиции она общалась с мужчинами, а теперь при встрече с женщиной ей хотелось выговориться. – Жили мы очень бедно. И у мамы всегда были разные идеи насчет того, чтобы разбогатеть. Но из этого никогда ничего не выходило. И вот недавно она заговорила о деньгах, о больших деньгах. Когда я просила ее рассказать о том, как она собирается заработать, мама только загадочно улыбалась. Я привыкла к ее бредовым затеям, но все равно пыталась отговорить. Чувствовала, что добром это не кончится. И вот… – Анна закрыла лицо руками.
– А с Андреем Литвиновым ваша мама точно не была знакома или это вы просто так думаете? – спросила я, когда Анна немного успокоилась.
– Знаете, я думаю, что нет, не была знакома. Во всяком случае, я никогда не слышала, чтобы она называла это имя.
Анна в сущности не рассказала мне ничего конкретного. Только подтвердила мои мысли насчет существования некого клада. Что еще могло тянуть людей в квартиру Андрея? И того, кто пытался его убить, и Марину Васильевну Собачкину? И тут мне в голову пришла одна мысль:
– Скажите, пожалуйста, а с Николаем Михайловичем Обручевым ваша мама не была знакома?
– С Обручевым? Как же, была. Они познакомились, когда мама в больнице лежала. И он там лежал. Мама одно время даже за него замуж собиралась. Но что-то у них не заладилось. Я его один раз видела, они к нам в гости приходили. А недавно мама сказала, что он умер. И вы знаете, после этого она и заговорила о богатстве.
«Очень интересно», – подумала я. – Неужели именно в пропавшей видеокассете кроется богатство?'
– А вы не знаете, где ваша мама могла спрятать какую-нибудь вещь?
– Какую вещь? – не поняла Анна. Она удивленно подняла на меня заплаканные глаза.
– Ну, если бы у нее была какая-нибудь вещь, очень ей нужная, которую она хотела бы скрыть от посторонних, куда она могла бы ее спрятать?
– Я даже не понимаю, о чем вы говорите. У мамы не было никаких ценностей.
– Я говорю не о драгоценностях. На вид это может быть самая обычная вещь. Например, видеокассета. Но она представляла для вашей мамы большую ценность. И ей не хотелось, чтобы кто-то узнал, где она ее хранит. Так вот куда она могла ее спрятать?
– У мамы не было видеокассет, – ответила Анна. – У нее и видеомагнитофона не было.
Я чуть не завизжала.
– Неважно, неважно, а если бы была, то куда, куда она могла бы ее засунуть? Как вы думаете?
Анна совсем растерялась. Я встала и налила ей в чашку чай.
– Вот возьмите, – протянула я ей чашку. – Выпейте, успокойтесь. Подумайте. Просто представьте, что вашей маме нужно что-то спрятать. Какое место она могла бы выбрать для этого? Для небольшой вещи?
Анна механически стала глотать чай. Я терпеливо ждала.
– Ну… – наконец сказала она. – Дома у нее практически негде ничего спрятать. Сразу можно найти. Но у нее во дворе погреб. Может быть, там?
– Так. Погреб. Очень хорошо, – сказала я, открывая блокнот и делая вид, что что-то записываю. Теперь мне предстояло задать вопрос, ответ на который я должна была знать, если бы меня в самом деле послал майор Овсянников. Мне нужно было узнать адрес Собачкиной. Оставалось надеяться только на то, что Анна сейчас в таком состоянии, что и не подумает об этом. Нехорошо, конечно, пользоваться горем женщины, но ведь это в гнусных целях нехорошо, а я-то действую в самых что ни на есть благородных.
– Где находится погреб? – нахмурив брови, строго спросила я.
– Во дворе, шмыгнув носом, ответила Анна.
– Я понимаю. А адрес какой?
– Беговая, пятнадцать, – дрожащим голосом ответила Анна.
Фу-у-х, слава тебе, господи! Даже если потом она что-нибудь заподозрит, уже неважно. Главное, теперь я знаю, что мне делать.
– Спасибо вам большое, – сказала я Анне. – Примите мои соболезнования. Поверьте, мне очень жаль, что вас постигло такое горе.
Анна молча кивнула. Мне очень хотелось дать ей что-нибудь в подарок, но во-первых, дать было нечего, а во-вторых, для сотрудника милиции это было бы совсем нетипично.
Я попрощалась с расстроенной женщиной и вышла из парикмахерской. Нужно срочно ехать в Агафоновку. Тот, кто убил Собачкину, наверное, не побывал у нее дома, так как не знал адреса. Иначе Жора упомянул бы при разговоре со мной, что в доме у Собачкиной кто-то рылся в ее вещах. Значит, есть надежда, что я смогу разыскать пресловутую кассету, которая так глупо уплыла из моих рук. А может, и к лучшему, что уплыла тогда? А то вот Андрей Литвинов хранил ее – и чуть не погиб. Марина Васильевна Собачкина перехватила – и пожалуйста, труп!
Мне даже стало не по себе. Может, ну ее на… эту кассету? Жизнь дороже? Или все же истина дороже? А чего это я так нервничаю? Может, Собачкину совсем и не из-за кассеты убили? Но в душе я была уверена, что именно из-за нее. Это было не просто внутреннее чутье, здесь была логика: кроме этой кассеты, Собачкину и Литвинова ничего больше не связывало. Разве что дядя-покойник.
Дядя-покойник… А что, если и дядя не сам умер, а его убили тоже? Надо было разузнать, отчего он умер. Наверно, не старый был, если жениться собирался.
На душе стало совсем неспокойно. Но я же не трусиха-Ольга в конце концов! Вот она ни за что бы не поехала вечером в один из самых криминальных районов Тарасова. А я поеду! Назло всем! И найду то, что мне нужно.
Решение созрело в моей голове. Осталось только воплотить его в жизнь. Я старалась не думать ни о чем, только действовать, чтобы не чувствовать предательский страх.
Села в машину, сцепила зубы и нажала на газ. Машина сорвалась с места. По дороге мне пришла в голову мысль заехать за Ольгой, чтобы взять ее с собой в качестве помощницы. Вдвоем все-таки
