Видимо, он понял, что силовыми методами и запугиванием от меня ничего не добьешься и пришел набиваться в лучшие друзья.
В это время вся семья Скворцовых вместе со мной сидела на веранде за вечерним чаем. Прохоров вежливо поздоровался, получил предложение пройти, не замедлил им воспользоваться и уселся на табуретку, которая жалобно скрипнула под ним. При этом он подозрительно покосился на Рексову конуру.
Откашлявшись, он смущаясь вытащил из-за пазухи бутылку самогонки и торжественно водрузил ее на стол.
– Вот, Ольга Андреевна, – начал он. – Пришел посидеть с вами по-соседски, поговорить, так сказать, по душам. Вы уж меня извините, Ольга Андреевна, ежели что не так. Мы тут люди почти что деревенские, хотя и не совсем, конечно, может, вы чего и не так поняли, мы ж так, по-простому…
Этот монолог, по-видимому, дался Прохорову с трудом, потому что к его окончанию он вытащил большой клетчатый носовой платок и вытер им блестящий лоб.
– Так вот, я и говорю, люди мы все простые, понимающие, – продолжил он. – Чего нам делить-то? – он заговорщицки подмигнул мне. – Все мы люди грешные.
– Не обобщайте, пожалуйста, – вставила я.
– Да нет, я не в том смысле, – заторопился Прохоров и замахал руками. – Не подумайте чего, я ж в хорошем смысле. Ну в самом деле, чего нам ссориться-то, Ольга Андреевна? тем более, что родственник ваш – мой прямой, так сказать, коллега. Так что сам бог велел нам дружить и оказывать всяческое содействие.
– Поэтому вы и упекли мою сестру в КПЗ, – не выдержала я.
– Да ну что вы, Господи, – деланно засмеялся Прохоров. – Это ж все для ее пользы делается, чтобы она дров не наломала. Сестрица у вас больно шустрая, Ольга Андреевна. Да и вы, я смотрю, тоже. Вот. Горячая голова. Вот остынет – я ее тут же и выпущу. Вы не беспокойтесь. И приятеля вашего тоже. Все будет отлично, вы не волнуйтесь. Давайте-ка, Ольга Андреевна, лучше выпьем? А? Светлана Дмитриевна, Виктор… э-э-э-э…
– Михайлович, – подсказал Виктор.
– Михайлович, – радостно подхватил Николай Трофимович, – Наташа, вы как?
– Да мы вообще-то, Николай Трофимович, чай пьем, – суховато отозвалась Светлана Дмитриевна.
– Да что чай-то, что чай-то? – засуетился Николай Трофимович. – Чай завсегда попить можно. А вот самогоночки, свежая, чистейшая…
Никто не выразил энтузиазма. Прохоров еще что-то говорил, суетился, но потом понял, что реакция на его поведение не совсем такая, как он ожидал, и замолчал.
Воцарилась тишина, под которой Николай Трофимович почувствовал себя крайне неуютно. Он завозился на табуретке, немилосердно скрипя ею, потом тяжело поднялся.
– Ну что ж, – вздохнул он, сминая в руках форменную фуражку. – Очень жаль, Ольга Андреевна, что нам не удалось достичь взаимопонимания. Но я надеюсь, что мы как бы не будем э-э-э… Как бы это… Ну я в смысле… Не будем ссориться по пустякам?
– Все зависит от вас, Николай Трофимович, – с улыбкой ответила я.
Прохоров, сузив глаза, некоторое время пристально смотрел на меня, потом круто повернулся и вышел за калитку.
Все облегченно вздохнули.
– Слава богу, ушел, – проговорила Светлана Дмитриевна, поправляя непослушную прядку у виска. – Может, надо было с ним все-таки выпить? А то неудобно как-то…
– Перестань, Света, – положил ей руку на плечо Виктор Михайлович. – О чем ты говоришь? Зачем тебе дружба с этим человеком? Ты же понимаешь, что он пришел не с самыми искренними намерениями.
– Да все я понимаю! – махнула рукой Светлана Дмитриевна. – Только лучше б с ним не конфликтовать. Все же он здесь хозяин…
– Да какой он хозяин, что вы такое говорите! – возмутилась я. – Возомнил себя хозяином, а вы ему в этом потакаете!
Светлана Дмитриевна смущенно замолчала.
Мы стали пить чай и не вспоминали больше о Николае Трофимовиче Прохорове.
Наутро я поднялась пораньше, быстренько сделала зарядку, а пробежку совершать не стала. Потом наскоро позавтракала и пошла в лес, взяв с собой записку незнакомца.
– Оля, сегодня в три часа похороны Сони, – крикнула мне вслед Светлана Дмитриевна. – Ты пойдешь?
– Да, обязательно, – ответила я.
Проходя по высокому берегу мимо реки я увидела потрясающую картину и даже остановилась, чтобы посмотреть повнимательнее.
На берегу суетились люди. Они были почти раздеты: некоторые в плавках, некоторые в семейных трусах по колено. Одетым полностью был только участковый Николай Трофимович Прохоров. На нем, кроме формы, даже фуражка была.
Прохоров отдавал распоряжения высокому сутуловатому мужику, тот кивал головой и льстиво заглядывал Николаю Трофимовичу в глаза.
Наконец Прохоров закончил отдавать указания, сутулый кивнул ему в последний раз, и Николай Трофимович отбыл.
Я подошла поближе.
Сутулый собрал всех мужиков в кучу, выстроил в шеренгу и командным голосом велел всем сигать в реку.
Мужики бросились вперед, путаясь под ногами друг у друга. Мне стало жутко интересно – что же такое происходит? Хотя примерно уже догадывалась…
Когда все попрыгали с берега и воду, сутулый остался стоять и внимательно вглядываться в бурные воды.
Я подошла к нему и спросила, что происходит.
– Ищете, что ли, что?
– А вам-то чего? – сощурился он на меня.
– Может, помогу чем?
В глазах мужика появился интерес.
– Плавать умеешь? – спросил он.
– Еще как!
– Тогда если хочешь помочь, раздевайся и ныряй. Вещь одну найти нужно. Трофимыч два ведра самогонки обещал. Мне. Тебе – три литра, если найдешь.
– А что за вещь-то? – спросила я, давясь от смеха.
Мужик заколебался.
– Как же я могу искать, даже не зная, что? – подбодрила я его.
Мужик помялся, потом поманил меня пальцем и, нагнувшись прямо к моему уху, зашептал:
– Пистолет!
– А как же пистолет мог попасть в реку? – невинно спросила я.
– Преступник его туда обронил, ясно? А Трофимычу найти нужно. Ну как, поможешь?
– Вы извините меня, – стараясь не расхохотаться, приложила я руки к груди, – но я только что вспомнила об одном очень важном деле. Может быть, после…
– Ну подходи, – мужик немного скис. – Все равно до вечера проковыряемся, это точно.
Я позлорадствовала в душе беде Николая Трофимовича и пошла дальше по своему очень важному делу.
В лесу никого не было. Я прогулялась по тропинке туда-сюда. Никого.
Найдя пенечек, о котором, видимо, и говорила Наташка, я присела на него и закурила. Когда клала спички обратно в карман, то снова уколола палец. Я достала то, что причинило мне такие неудобства.
Это же та самая маленькая штучка, которую я нашла в шалашике у Катьки. Теперь я смогла рассмотреть ее получше и сразу поняла, что это такое. Штучка оказалась «собачкой» от пластмассового
