дела нужны, лезть в них? У меня своей головной боли хватает. Чего мне эта Марина? Думать еще про нее, чтоб и мне башку открутили? – Рая тряслась, боясь, очевидно, что я сейчас отвезу ее или в милицию или на пытки, что, в общем-то, все равно.
– Так что, доложить мне все, чем ты в рейсе занимаешься? Слетишь ведь с тепленького местечка в одночасье. И уедешь к северным оленям.
– Да боже ты мой, что ж это такое? – Рая чуть не плакала. – Ну вот клянусь вам чем угодно, никому я не говорила! Вот хоть режьте меня! Ну что мне вам, соврать что-нибудь, чтоб вы меня отпустили? Отпустите, больно же мне все-таки!
Я разжала пальцы, сжимавшие Раино морщинистое горло. Она тут же стала растирать его руками. На шее остались красные следы от моей пятерни.
– Слушайте, Раиса Павловна, – четко произнесла я. – Теперь вы будете находиться под контролем. Круглосуточно. И если обнаружится, что сказали неправду, то… сами понимаете. Вашей судьбе не позавидует и полудохлая муха. И еще. Если вдруг что узнаете, немедленно сообщите вот по этому телефону майору Овсянникову, – я протянула Рае Жорин телефон. – За это обещаю пока не возбуждать против вас уголовного дела.
– Господи! – Рая прижала руки к сухонькой груди. – Да за что дело-то? В чем я виновата?
– Сама знаешь! – отрезала я, потому что не знала.
– Да разве это… Ой, да что вы на меня? Разве это деньги? – запричитала Рая. – Вы бы лучше посмотрели, как у нас начальство ворует! А мы что? Ради детей ведь все! Вон у меня пацан, одна тяну, кто мне поможет? Кручусь тут за каждую копейку!
– Ладно, не ной, – устало сказала я. – Заприбеднялась. Чего ж не уйдешь, раз так херово тебе?
– Да куда ж я пойду? – подняла Рая лицо, смоченное слезами, наполовину притворными, наполовину искренними. – Мне же не двадцать лет.
– Ладно, иди. И помни, что я сказала.
Я развернулась и пошла вдоль гаражей к автовокзалу. Обернувшись, я увидела, что Раю словно сдуло суперпылесосом «Мулинекс». Впрочем, для такой малышки вполне хватит и миниатюрной «Ровента- дюмба».
Так, а где же я оставила свою машину? За всеми этими перипетиями я совсем забыла о ней. Ах, да, на той стороне, на вокзальной площади.
Через пути я не пошла. И наверное, долго еще не буду ходить. А уж прыгать с поездов… Я поднялась на железнодорожный мост, где всегда сильно дуло, и пошла на вокзал. Ветер сразу же вспузырил блузку, рвал с меня брюки, трепал волосы. Я шагала, засунув руки в рукава и думала, сама не знаю о чем. Пожилой мужчина с гармошкой выводил в переходе «Прощание славянки». Я машинально сунула руку в карман и кинула ему десятирублевую купюру. Он благодарно взглянул на меня и кивнул головой.
Нужно ехать домой. Отдыхать и отсыпаться, – молила моя душа. Нельзя отсыпаться, нельзя терять бдительность, можешь не проснуться, – твердил разум. А так как я привыкла полагаться чаще всего на разум, то решила послушаться именно его.
Я доехала до дома и сразу же позвонила Жоре, а потом Павлу. Жору я попросила прощупать Раю и круг ее знакомых, он не пообещал ничего конкретного, а просто что-то промямлил в трубку и отключился. Видимо, поняв, что пахать ему придется опять за спасибо. Нет, Жора определенно стал выходить из-под контроля, надо срочно что-то предпринимать, но это потом, потом, а пока других дел хватает.
Павлу я позвонила в магазин и категорически заявила, чтобы сегодня он не смел задерживаться до ночи, а немедленно ехал ко мне. Прибавив, что мне нужна охрана, иначе он вообще может меня больше никогда не увидеть. Любимый испугался, сразу же сказал, что летит, а я стала звонить домой Айрапету Варджаняну, директору спорткомплекса, просить недельный отпуск. За это время я планировала развязаться с этим паскудным делом, в которое меня угораздило вляпаться.
Пока не приехал Павел, я проверила надежность своих дверных замков и осталась, в общем-то, довольна. Потом прошла в кухню, отыскала среди инструментов молоток и положила к себе под подушку. Порылась в шкафу и извлекла кастет, подаренный мне как-то одним приятелем, с которым мы вместе ходили на тренировки. Я надела его на руку и решила не расставаться. Пока. Чувствовала я себя что-то не очень хорошо. Меня знобило и подташнивало.
Когда примчался Павел, я ему все рассказала. Он разволновался, запретил мне заниматься всеми расследовательскими делами и спросил, что я намереваюсь предпринять дальше. Я уже говорила, что с логикой у него большие проблемы.
Я сказала, что собираюсь посидеть несколько дней дома и просто подумать, что может за всем этим стоять? И показала методы защиты, которые я выбрала. Павел одобрил молоток с кастетом, но заявил, что этого мало.
– Что же мне, пулемет сюда приволочь? – удивилась я.
– Ну попроси Жору, может, он тебе какой бронежилет достанет. Ведь это же уголовное дело, покушение на жизнь!
– Уж и не знаю. Я даже не рассказала Жоре обо всем.
– Но почему?
– Потому что он тогда вообще мне ничего не будет сообщать. И запретит искать преступников.
– А ты думаешь, я тебе разрешу? Я же сказал: забудь об этом.
– Не могу, – тихо ответила я. – Ладно, посижу пока дома, ты постарайся не задерживаться на работе. И Жоре все-таки расскажу.
Может, он после этого зашевелится. Ольга скоро должна приехать. Почему-то когда сестра рядом, я чувствовала себя увереннее. Даже если от нее не было никакого толку, а один геморрой.
По моим подсчетам, Ольга должна была вернуться через три дня. На четвертый. Если, конечно, ее ничто не задержит в этом Адлере.
Голова моя начала кружиться, наполняясь какой-то липкой тяжестью и болью. Перед глазами вспыхивали оранжевые круги, которые росли, росли, а затем лопались, прошибая мозг шрапнелью. Мне показалось, что это грохот поезда, что на меня несется поезд, а отскочить в сторону я не успею. «Нужно лечь между шпалами!» – сверкнуло в голове, и я опустилась прямо на пол.
– Господи, Поля, да ты вся горишь, – услышала я голос Павла будто с луны, хотя лицо его склонилось совсем близко ко мне.
И еще всплывало лицо Раи, которая трясла головой с криком: «Пусти, пусти, больно»! А больно было почему-то мне. А после этого кто-то меня куда-то поволок. Наверно, прямо под поезд, а я и вырваться не могу.
Потом поняла, что Павел подхватил меня на руки и куда-то несет. Я хотела ему сказать, что поезд, поезд идет, сейчас собьет нас обоих, но во рту словно кисель бултыхался. Последнее, что я помню, – это рука Павла на моем лбу, холодная, как смерть.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
(ОЛЬГА)
Когда я приехала домой, то сразу же бухнулась в постель, не имея сил даже позвонить Полине. Да и что я ей скажу? Она сразу же начнет кричать, что так и знала. Что моя поездка оказалась абсолютно ненужной, и я зря потратила время и деньги.
Разве объяснишь ей, что моя поездка имела огромное значение? Во-первых, я убедилась, что Артем Милуков не причастен к убийству Марины Левкиной. Во-вторых, узнала, что Марине кто-то подарил кольцо с бриллиантом, которое, скорее всего, исчезло. А в-третьих…
Третье, пожалуй, Полина сочтет самым важным: пачечка долларов-то вон она, родимая, лежит в сумочке и греет душу даже сквозь сон. Раньше мне было наплевать на деньги, но, помыкавшись без них денек в черноморском городе, я поняла, что без них не проживешь.
Наутро я проснулась примерно в одиннадцать. Да оно и понятно: слишком утомительным был вчерашний день. Постояв под душем, вышла, завернулась в полотенце и стала набирать Полинин номер. Никто не отвечал. Я позвонила сестре на работу, где мне сказали, что Поля взяла отпуск на три дня.
Может, она тоже куда уехала? А мне что теперь, сидеть сложа руки? Я стала рассуждать логически. Полина, скорее всего, занимается своими делами. То есть пропажей Вити Антипова и этого… как его… Вадика, что ли?
