Значит, я с чистой совестью могу заниматься расследованием смерти Марины. Прежде всего нужно позвонить Жоре, рабочий телефон которого был у меня записан где-то в блокноте. Я перелистнула странички, нашла его и набрала.
– Алло! – ответил Овсянников.
– Жора, это Оля! – сказала я. – У меня есть для тебя информация!
Жора на том конце провода почему-то начал смеяться.
– Чего ты смеешься? – обиделась я.
– Да ничего, так. Полину вспомнил. Кстати, где она? Что-то не появляется.
– Не знаю, я только что приехала, звоню, а ее нет. И на работе нет.
– Наверное, расследует что-то, – фыркнул Жора. – И когда ей это надоест?
Поняв, что мне стало немного обидно за сестру, Жора произнес:
– Ладно, говори, что там у тебя за информация?
– Я узнала, что у Марины Левкиной было кольцо с бриллиантом. Очень дорогое. А кто его ей подарил, неизвестно. И ей совсем не нравилось обсуждать это. По-моему, она хотела вычеркнуть этого человека из жизни. И еще я хотела бы узнать: это кольцо нашли?
– Ты знаешь, по-моему, нет. Не я же этим делом занимаюсь. Но я обязательно уточню. Спасибо за информацию, Оля. А Поля, наверное, новороссийским поездом занимается?
– Не знаю, – вздохнула я. – А сколько можно им заниматься? Ведь она сразу поговорила с проводниками.
– Я совсем забыл, что ты еще не знаешь. Марина Левкина ведь одно время на нем работала. Полгода назад.
– Да ты что? – удивилась я. – Так, может, все эти истории связаны?
– Каким образом?
– Ну… не знаю… Подумать надо.
– Лично я пока не думаю, что они связаны. Думаю, что твою Марину убили из-за того, что языком много чесала. Хвасталась. Вот и позавидовал ей кто-то. Так девчонки с поезда говорят. Прихвастнуть любила. Вадик этот Старцев, скорее всего, бабки засветил. А вокзал – место людное. И народец самый разный.
– Почему вокзал?
– Да Полина говорила, что он пропал после того, как сходил на вокзал, сумочку купил. Думаю, что здесь будет трудно преступников найти. Знаешь, сколько таких, кто выцепляет паренька при деньгах?
– А с Антиповым что?
– Тоже пока неизвестно. Но думаю, что мотивы те же. Ограбление.
– Мне надо подумать, – протянула я.
– Хорошо, думай, – ответил Жора. – Звоните, если что надумаете.
Я повесила трубку и погрузилась в размышления. Логика в Жориных рассуждениях, бесспорно, была. И скорее всего, все обстояло именно так, как он предполагает. И это значит, что преступников можно искать до второго пришествия. Если только не поможет какая-либо случайность. Единственное, что меня смущало, так это то, зачем понадобилось убивать Старцева и Антипова? Ведь Жора просто уверен в их смерти. Кинуть-то можно и просто так. Очень технично и аккуратно. Без шуму и пыли, как говорится.
Ладно, не стану я этим забивать голову. Займусь опять Мариной. Я решила сама поговорить с проводниками новороссийского поезда насчет нее. Пусть расскажут, с кем она встречалась в этот период. Я вспомнила слова Светы Мишиной, Марининой подруги, о том, что примерно полгода назад Марина стала «какая-то не такая». Проводницы с новороссийского поезда могут знать, с кем она в то время общалась.
Только вот в какой бригаде она работала? И с кем? Ладно, на месте разберусь.
Я быстро позавтракала и побежала на улицу. Села в троллейбус и поехала на вокзал. Прошла сразу в депо. Там мне сказали, что поезд на Новороссийск как раз скоро отправляется. И вся бригада, естественно, там. Так что бегите, девушка, скорее обратно, на первую платформу. На вопрос, не в этой ли бригаде работала Марина Левкина, мне ответили, что, извините, но вот этого мы не знаем. И вообще не уверены, захотят ли проводники с вами беседовать. Им, сами понимаете, не до вас.
Я поблагодарила и помчалась по шпалам обратно. Вот черт, не могла сразу заглянуть на перрон! Теперь тащись в такую даль. Добежав до поезда, я услышала голос дикторши, объявившей, что поезд Тарасов – Новороссийск отправляется с первого пути.
Раздумывать было некогда. Я сиганула в первый попавшийся вагон, утешая себя тем, что проеду немного, поговорю со всеми и выйду на следующей станции. Доеду потом домой на автобусе.
Я прошла по коридору и столкнулась с молодой блондинкой в проводницкой форме, которая ошеломленно уставилась на меня. Неужели я так плохо выгляжу? Совсем уж, что ли, страшная стала?
– Скажите, пожалуйста, – кинулась я к ней, прижав к стенке вагона, – вы не знали такую Марину Левкину? Она работала полгода назад на этом поезде?
– Нет, – ответила девушка. – Полгода назад меня здесь не было.
– А вы не знаете, в чьей бригаде она работала?
– Нет, – ответила девушка, бочком пытаясь пройти. – Мне работать нужно, извините.
Я поспешила в следующий вагон. Хотелось бы обойти весь состав до следующей станции, чтобы не зависнуть здесь надолго.
Там со мной просто не стали разговаривать. Когда я переходила дальше, то услышала, что за мной кто- то идет. Я придержала дверь и прошла в тамбур следующего вагона.
– Ты что здесь все вынюхиваешь, сука? – раздался за моей спиной зловещий голос. – По-хорошему не понимаешь? Ладно, будем по-плохому!
Я почувствовала, как сильные руки схватили меня, вывернули мою правую руку, после чего я ощутила тонкую боль от укола иглой и отключилась.
Очнулась я в какой-то конуре, где было темно и мрачно. И очень жарко. В голове шумело, все части тела были словно выкручены несколько раз. Ужасно хотелось пить. Сама я была словно с сильного похмелья.
Руки и ноги не связаны, рот не заткнут. И дверь вроде не заперта. Что за чудеса? Куда я попала? Может, сдернуть отсюда можно?
Выйдя на залитый солнцем двор, я увидела сидящего на маленькой скамеечке мужчину лет сорока, черноволосого и смуглого. В нем явно была примесь восточной крови. Так, охрана. А я-то размечталась убежать!
– Очнулась, красавица? – с ухмылкой спросил мужчина. – Вот будешь знать теперь, как не в свои дела соваться. Думаешь очень много? Здесь тебе некогда думать будет. Здесь работать надо!
– Где я? – спросила я с трудом. Язык что-то плохо слушался меня.
– Где, где! Не в Караганде, это точно! А там, где пожарче! – и он захохотал, сочтя, видимо, себя очень остроумным.
– Послушайте! – не выдержала я. – Немедленно скажите, где я нахожусь. Вы не имеете никакого права меня держать здесь насильно. Я даже не знаю, кто вы! И вообще… я хочу домой.
– Это у тебя нет никаких прав, поняла? – сузив черные маслянистые глаза, ставшие моментально злыми и жестокими, ответил мужчина. – Ты рабыня. У тебя ни документов, ни прав, ничего. Ты здесь с голоду без меня подохнешь. Так что советую не пытаться убегать – хуже будет. Работать будешь, тебя за это кормить станут. Будешь вести себя хорошо – повысим. Поняла?
– Я ничего не хочу понимать! – закричала я, а в голове стучало одно: не плакать, только не расплакаться перед этой сволочью!
– Тебя никто и не спрашивает, чего ты хочешь, ясно? Все, пошла! На работу, живо! Выспалась уже!
Я не двинулась с места. Мужчина подскочил, выхватив из-за спины тонкий хлыст и взмахнув им. Взвизгнув, хлыст опустился мне на плечо. На загорелой коже тут же проступила багровая полоса.
Я не вскрикнула и не заплакала. Просто посмотрела на рану и подумала: вот это я запомню. И отомщу тебе жестоко. Так, что моя теперешняя боль покажется тебе просто наслаждением.
Потом повернулась и пошла, подталкиваемая в спину мужиком с хлыстом.
Он привел меня на какое-то огромное поле. Там находилось довольно много народу. В основном, молодые люди. И мужчины, и женщины. Все были одеты в какое-то выгоревшее на солнце рванье. На
