пользовались у неизвестно откуда взявшейся публики известным спросом... и в то время, когда мы - настоящие поэты - с удивлением и недоверчивостью открывали его ранние сонеты с наивными, впечатанными в стройный размер рифмами - они с упоением цитировали эти наспех сколоченные проклятия, а его чтения пользовались подпольным и вследствие этого особенным, своего рода утончённым успехом. Он же, видя в этом очередное доказательство человеческой тупости, мнил себя то ли Верленом, то ли Биафрой; в зависимости от количества выжранной наркоты... Сказать откровенно, меня выводила из себя его дутая слава, основанная на очевидном невежестве современной публики... по понятным всем причинам печататься этот бедолага не мог, что придавало его персоне сияющий, маргинальный вид... читая стихи только на концертах группы, где усердно и безнадежно мимо орал в микрофон, он утверждал где только мог, что современная поэзия из предмета письма должна превратиться в устную речь...Не мог жить без очередной навязчивой идеи, миража... они кружили голову, казалось, ещё немного... С другой стороны, была некая справедливость в его маниакальных утверждениях, ведь почти все современные поэты занимаются, по правде сказать, бутафорией. Полной хуйнёй!.. публикуют унылые загадки-шарады, намеренно игнорируя современные обороты речи с их взрывным, резким, пленительным звоном... даже не пытались использовать настоящую народную речь. Дело не в матах или развратных сценах, которыми наш поэт щедро усыпал свои стихи - сами обороты этой современной речи брезгливо откидывались ими как неправильный русский язык. И в этом была их главная ошибка. Ведь то, что они считали 'правильным русским', был всего лишь трафарет... В отличии от настоящего уличного языка, усыпанного вульгаризмами, уголовщиной и заимствованиями из таких же народных устных языков... Всё это было замечательно. Но черта характера, о которой было упомянуто, заставляла его считать всех поэтов вообще жалким сбродом очкастых интеллигентов..., о чём он не уставал заявлять всюду, наживая таким образом врагов в тех самых литературных кругах, которые в свою очередь не нисходили к нему с высоты своего непреклонного величия, считая необразованным выскочкой поэта, которого цитировали их же дети... Тем временем, этот деятель уже тянулся за кружкой с кофе и тримедином. Я сунул ему в руки остатки бомбы и встал со стула... Не помню, упоминал ли я о своей стрелке со Страхом, но стрелка эта была ещё действительна - что-то ему отчаянно от меня требовалось, и голосовая почта превратилась в требник... часы ещё не пробили полночь, а принцесса исчезала... катастрофически, невозвратно... видишь, как я продираюсь через скверы в жарком полумраке, через набережную в тиаре из жёлтых фонарей, через ночь, свалившуюся в небытие, потом сдаюсь. Такси!.. О, мой последний кэш... - Кто это? - заговорил домофон. - Открывай, блядь... - Кто это?... вот вы, наверное, думаете, что сейчас и начнётся... Знаете что? Предлагаю прерваться. В смысле - вот моя кухня, ничё тут интересного, конечно, но всё же...некоторые принципы, вторжение реальности, все приёмы... Один тут приходит ко мне и говорит - Лёха, ты должен написать всю правду... но бесплатно. - Во дела... - Но ты же анархист. Зачем тебе деньги? Вот так всегда. Ты - анархист! А те, что вопят?.. Так у них жопа стопудово прикрыта! Панк-рок на мамино бабло... а я опять в каталажку... Тут концерт был в Н. Дали сыграть три песни. Потом приехало три уазика. Начали панкоту пиздить. На сцену мент вылез. Типичный мусор... и давай мне чё-то втирать... Такие дела - я пою - они охуели - а справа мент чё-то орёт!.. и чё думаете? Нам заплатили за этот концерт? зато потом по местному хуевидению - это некрофилы, ренегаты и наркоманы... А ведь журналюги, что слепили эту туфту для пиздовизора раскуривались нашим же стаффом. Все. Поголовно. Врубаетесь?.. Нет?.. Я так и знал. Это раньше я возмущался, протестовал, разоблачал, теперь - нахуй! Мне всё объяснили. Оказывается, меня кто-то продал или купил. Но послушайте, где мои деньги?.. Знаете, две-три сотни баксов пришлись бы весьма кстати. Так что пришлите адресок этого барыги... Я жду. Жду уже, кстати, семь лет... Всё обещают привезти, показать.. И ещё - на что, по-вашему, должен жить поэт?.. может, пришлёте денег?. Нет?.. но почему?. вы же апофеоз бескорыстия.. работаете, небось?.. Сочувствую! но почему вы решили выместить свою злобу на мне?.. Ах, я забыл! он пишет стихи! Уничтожить!!! так что мне-то всё, поверьте, ясно, а вот именно сейчас я в недоумении - какое из стихов должно предшествовать тримедину. Может, 'Я уже не понимал...'? Или вы думаете по-другому? Как?.. ах, забыл, что мы с вами находимся совсем в другом месте... но хватит, хватит, возвращаемся туда, где заговорил домофон. - Кто это? - Открывай, блядь... - Кто это? - Страхов считался продюсером нескольких местных групп - пиздил у них бабло, заодно поучая этих отморозков как и что им играть...несколько раз, ещё в прошлом году, он устраивал мне несколько чтений и сейчас я твёрдо решил стрясти с этого барыги если не бабла, то наркоты, а надо заметить, это и было его действительной работой. Снабжая всех музыкантов города тримедином, он заколачивал на этом больше денег, чем с выступлений любой из продюсируемых им групп, что лично мне, как вы сами догадываетесь..., но неуёмное тщеславие заставляло его тешиться перед самим собой званием продюсера, что иногда было для него даже невыгодно... К примеру, заявившийся среди потной июньской ночи поэт с требованием гонорара за прошедшие выступления. - Блядь, знаешь, как я попадаю на твоих стихах? Они на хуй не нужны никому... Сколько я, по-твоему, тебе должен?.. Что?.. - впрочем, все фокусы этого клоуна были мне известны, и уже через десять минут я превратился в счастливого обладателя следующей коллекции: грамм си-си-пи, три таблетки зитакса, кусок гашиша, упаковка тримала... и самое главное - семь шариков тримедина - Где он доставал эти препараты - переспросил следователь и добавил про себя... впрочем я, кажется, догадываюсь что...- Лёха! - трясёт меня Страх - до твоего поезда час, а ты уже не соображаешь ничего...Я всё устроил. Будешь читать в 'Счастье' перед какой-то местной группой - всё это время запихивает мне в карман билеты...во даёт!... Пока плавал я в липком жёлтом тумане, придумывал начало для новой поэмы, упорядочивал текст, этот прощелыга что-то уже устроил. Понятное дело! Треть его запаса переместилось в мои штаны... - У тебя поезд, поезд... Ты это понимаешь? Я всё устроил... если Страх сказал... Лёха, у тебя поезд через полчаса... я уже денег вбил больше, чем твои сраные стихи стоят... Вот чмо! Даже не понимал, что не стоят стихи ничего, кроме жизни. Пухлый и пучеглазый, стоял он надо мной в футболке с нелепой надписью и кружкой кофе в перебинтованной руке - Там ещё пол тримедина и дозняк си-си-пи!.. отличный коктейль... не парься, пацан, тебя встретят... вот немного денег. Пока я глотал это месиво, он что-то пытался говорить. Сам уделанный в полное говно, этот прощелыга нёс невероятную околесицу, а время катастрофически сжималось и комкалось, и только его нелепые тирады напоминали о происходящем. Изливая душу, которой у него не было и в помине, он начинал терять над собой контроль - Тебе покажется странным, но не есть ли наше удивительное стремление пробраться ближе, к этому блиндажу галлюцинаций, к фабрике рифм... но как объяснить... ща... именно поэтому..., то есть почему такая плата за нарколайф? - Да потому что наркотики это круто, чувак. - Действительно, круто... и что?.. как везде срабатывает закон компенсации... одно и то же, одно и то же... Самый Главный в Жизни Приход, Самый Главный в Жизни Депресняк. - Здравствуйте. тут кайфа накопилось чрезмерно непознанное удовольствие, так что будьте добры - головой в дерьмо. Привет!.. но поймите же, что вся глубина трагедии упирается именно в неочевидность истинного - зачеркни это слово, редактор - положения дел... В этом смысле ироничный фатализм предпочтительнее фанатичного экстремизма... врубись, Лёха... Иногда мы сами вспоминаем о своём пределе - завершении книги, альбома, жизни... или хотя бы о том, что осталось у меня после твоего грабежа, и вот однажды ночью просыпаемся, полные самих дурных предчувствий, а потом всё снова забываем... и, кажется, уже навсегда...
Я тем временем прятал в потайной карман своих джинсов уже утрамбованные сокровища... Комната с нелепым треугольным столом и крикливыми обоями потемнела, уменьшилась. Неважно было, иллюзия это или нет, суть состояла в том, что аттракцион начинался... Но был ли я к нему готов? Между нами - мутные глаза Страхова уже смотрели сквозь меня, и это 'между нами' определённо являлось диалогом с уже неведомым мне миражом - тебя там встретят - единственное, что мог я разобрать в его пещерном языке... Ещё мне было понятно, что в результате всех своих размышлений он пришёл к мысли или, если хотите, чувству, новому и непривычному для него, в силу своей альтруистичности и финансовой бесполезности. Чувство это называлось кайф. И оно захватило его, кажется, надолго. Разговаривать о чём-то практичном не представлялось возможным... если этот пузатый, розовощёкий, полный сил и цинизма клоун заговорил о поэзии, это могло означать только одно. Непредсказуемость эффекта. Полный переворот.. Меня вполне могла ожидать ещё худшая участь... готов ли я был к этому аттракциону, спрашиваю себя ещё раз... Впрочем, что было толку в этих вопросах - по моим очевидно-приблизительным расчетам оставалось около тридцати-сорока минут... и где-то за пределом бумажных листов, сияющих компьютерных мониторов - именно так, кажется, назвал Страхов нашу реальность, он, заканчивая свой удивительный монолог, застыл с открытым, искривлённым гласной ртом, а я, что-то обещая, падал в шатающуюся дверь. Добраться до вокзала - цель, столь малозначительная и, может, не убедительная в ваших глазах, где отражается весь