ляпнул Наполеону, что и англичане, мол, тоже сожгли бы. На что Наполеон лишь усмехнулся и продолжил развивать свои неосуществившиеся, увы, планы относительно Англии:
«Надежда на улучшение жизни и раздел собственности прекрасно воздействовали бы на сброд, особенно такой, как в Лондоне. Во всех богатых странах сброд почти одинаков. Я бы выступил с такими обещаниями, которые возымели сильный эффект. Какое сопротивление моей армии могла бы оказать недисциплинированная английская армия в стране, изобилующей равнинами?.. Я рассчитывал на желаемый результат благодаря тому, что овладел бы великой и богатой столицей, ее банками и всем вашим богатством. Я ожидал, что в течение двух месяцев я буду осуществлять контроль над Ла-Маншем, благодаря чему я имел бы бесперебойное пополнение войск. И когда ваш флот вернулся бы, то обнаружил, что его столица находится в руках врага, а мои армии полностью овладели его страной. А дальше я бы запретил телесные наказания на флоте и пообещал вашим морякам буквально все, это произвело бы на них большое впечатление...»
И тут я вынужден прервать речь Наполеона и сказать, что в своих расчетах касательно английских моряков он был совершенно прав. За несколько лет до описываемых событий английский флот был потрясен многочисленными восстаниями моряков. В 1797 году восстания охватили все главные базы и эскадры британского флота и были вызваны жесточайшими условиями, в которых содержались английские матросы. А внешним провокатором для выступлений стала французская революция, точнее, тот дух свободы, который повеял из Франции. Там запретили бить солдат и матросов! Во Франции решили, что низшие чины – тоже люди со своим достоинством!.. Известие об этом пролетело по всей Европе, изрядно смутив умы солдат и моряков всех армий.
Английские матросы той эпохи находились на положении рабов, примерно как сейчас солдаты и матросы российской армии. Тупая и бессмысленная муштра, произвол и полнейшая безнаказанность офицеров, жестокие телесные наказания, отвратительное качество продуктов, задержки с выплатами (следствие бюджетного дефицита) – все это, как вы понимаете, не могло сильно радовать несчастных английских моряков. А уж если вспомнить о принципах комплектования английского флота. В мирное время моряками были добровольцы. Но война потребовала увеличения личного состава флота, наемников хватать перестало, и самый демократичный в мире английский парламент принял закон о... насильственной вербовке людей на корабли. Вооруженные патрули в портовых городах, в питейных заведениях и прямо на улицах хватали людей, подходящих по возрасту, и отправляли служить на флот. Позже один французский историк напишет: «Это было странное притеснение свободы воли в стране свободы. Удивительное злоупотребление властей в государстве, кичащемся своей законностью. Из-за этого решения в течение всей войны на английских судах числилось столько же дезертиров, сколько служащих матросов».
Долго подобный беспредел продолжаться не мог, и в мае 1797 года флот, находившийся в Ла-Манше, взбунтовался. Английское адмиралтейство сделало несколько мелких уступок, хитростью дезорганизовало восставших и пообещало не преследовать моряков, если они сложат оружие. Моряки поверили. Сразу после этого все зачинщики были перевешаны. Благородство английской аристократии снова показало себя во всей красе.
Нельсон, кстати, весьма активно настаивал на казни зачинщиков, хотя он лучше чем кто бы то ни было знал условия, в которых жили английские моряки-рабы. Он и сам признавал, что с моряками обращаются «позорно». Подавление восстаний обошлось короне дорого, и призрак 1797 года еще долго маячил перед Британским адмиралтейством.
Так что Наполеон знал, что говорил. Он мог поджечь английский флот с помощью воззваний, «декларирующих, что французы пришли, чтобы освободить англичан от отвратительной и деспотической аристократии, чьей целью было постоянно держать страну в состоянии войны, чтобы обогащаться самим и обогащать свои семьи за счет народной крови, вкупе с провозглашением республики, с запретом монархического государства и знати».
Плюс уже упомянутый полный запрет порки. Насколько хорошо работает этот метод, Наполеон лично и неоднократно убеждался. Это прекрасно сработало во Франции. А когда Наполеон пришел цивилизовать Италию, это сработало и там.
– Когда австрийцы овладели Италией, – рассказывал Наполеон, – они тщетно пытались сделать из итальянцев солдат. Те или сразу дезертировали, как только их набирали в армию, или убегали при первом же выстреле. Было просто невозможно сохранить хотя бы один полк. Когда я овладел Италией и стал набирать солдат в армию, австрийцы смеялись надо мной и говорили, что все это напрасно, что они пытались это сделать в течение продолжительного времени и что не в характере итальянцев сражаться и становиться хорошими солдатами. Несмотря на это я призвал в армию много тысяч итальянцев, которые сражались так же храбро и не покинули меня, когда я стал жертвой превратностей судьбы. И в чем заключалась причина такого поведения итальянских солдат? Я запретил порку и палки, которые применяли австрийцы. Я способствовал продвижению по службе тех, кто был талантлив, и многих из них сделал генералами. Террор и плеть я заменил честью и соперничеством.
А как относились к своим солдатам английские офицеры? А точно так же, как и австрийские. Однажды Наполеону довелось поговорить с английским офицером, и тот заявил, что «большая часть английских солдат – просто животные, которых надо подгонять палкой». На что Наполеон возразил: «Никакой униженный солдат не пригоден к воинской службе. Какую честь может иметь солдат, которого высекли перед строем его товарищей? Он теряет все чувства достоинства... После сражения я собирал офицеров и солдат и задавал вопрос: кто лучше всех проявил себя? Кто был самым храбрым? И повышал в чине проявивших себя наилучшим образом в сражении и способных читать и писать. Тех, кто не мог ни читать, ни писать, я заставлял учиться ежедневно по пять часов, пока они в достаточной мере не овладевали грамотой, после чего я повышал их в чине. Представляете, что можно было бы ожидать от английской армии, если бы каждый солдат надеялся стать генералом, если он хорошо сражается?»
Помимо перечисленного Наполеон планировал выпустить в Англии декларацию о конфискации собственности всех тех, кто будет противодействовать французам, и передать эту собственность тем, кто французов поддерживает. Такие меры всегда очень эффективны: как только в руках вчерашних противников «оккупационного режима» оказывается собственность и деньги, это действует на их патриотический пыл, как пенициллин на микробы. Тем более тогдашняя Англия, как, впрочем, и Европа, была расколота – довольно значительная и наиболее передовая часть общества была заражена идеями французских просветителей и сочувствовала первому консулу, олицетворявшему все эти идеи. Тот же самый феномен наблюдался не только в Англии, но и в России. Вспыхнувший в России в 1812 году патриотический дух самым парадоксальным образом сочетался в высшем свете с «наполеономанией». Воевавший с Наполеоном Денис Давыдов называл его «чудесным человеком», с ним были солидарны сотни русских офицеров.
Наполеономания в Европе резко усилилась, когда Наполеон был уже «не опасен» и сидел на острове Святой Елены. Европа жадно следила, как он там. А после смерти Бонапарта в главной его ненавистнице – Англии поднялась волна возмущения: многие англичане говорили, что Британия поступила с гением человечества не по-джентльменски.
И поскольку Наполеон был главной фигурой XIX века, десятки тысяч книг о нем, которые выходили весь XIX век, привели к тому, что не было в Европе практически ни одного грамотного человека, который бы не прочел наполеоновских фраз о единой Европе и его слов «Террор и плеть я заменил честью и соперничеством». Не зря же и Ницше потом пробило, и он ругал немцев кретинами, которые не поняли и не использовали шанс, который предоставила им история в лице Наполеона.
Да, в конце концов, титан был повержен. Но зерна, рассыпанные им по головам всей Европы, проросли потом в России в восстание декабристов, а в Европе – в то, что мы видим теперь.
Впрочем, вернемся к невзятой Англии.
«Если бы я взял Англию, – продолжил Наполеон, – я бы придумал несколько способов выплаты национального долга. С этой целью я присвоил бы все церковные средства, исключая десятую часть их доходов, таким образом, чтобы жалованье верхушки духовенства не превышало бы восьмисот или тысячи в год. Что собираются делать священники с такими чрезмерными доходами? Они должны следовать указаниям Иисуса Христа и показывать пример умеренности, человечности, добродетели, а не купаться в роскоши, богатстве и пребывать в праздности».
Кроме того, Наполеон предложил эмансипировать католиков. То есть сделать их равноправными с
