...Я тоже очень люблю армию. Она радует меня какой-то первобытной прущей силой, животной жизнерадостностью, простой линейностью решений и зеленым цветом надежды.
...Раздался стук в дверь. Я открыл. На пороге стояли танки.[27]
Сначала я обрадовался. Люблю все, что ездит, все что стреляет люблю. И в квадрате, когда и то и другое. К тому же это очень романтично - ах, танки! Проходите, ребята, не толпитесь, по одному, ковры не помните. Ума не приложу, какие вам тапочки подобрать.
Проползайте в комнату, обратите внимание, дверь закрыта... Не заметили...
...Ковры помяли. Целку порвали.
Осталось только правило: в танке главное - не бздеть. Так проходит любовь.
Очень я хотел поглядеть на танк. И очень танк меня удивил. Я думал, он такой гладенький, а он, блядь, как ежик. Весь-весь утыканный какой-то хуйней, оборудованием, прожекторами, антенной, зенитным пулеметом, коробками, штуками железными. Лохматенький, но все равно до жопы приятный, милый, застенчивый. Только не краснеет.
А легендарный полковник Лутошенко краснел. И даже бурел, когда орал. Он, говорят, жил совсем без образования, а на войне был сыном полка. Потому и дослужился до полковника. Лутошенко - это не просто Лутошенко, это притча во языцех.
- Я завидую вам, что у вас столько образования! - орал полковник перед строем. - А вы не хотите учиться на военной!.. Кафедре! Вы все - одна большая!.. Жопа! Почему вы не смываете за собой в туалетах?!! Говно?!! Вы деревня! Напились портвешка, нажрались кислой капусты с водой и дрищете в туалетах!.. Свиньи! Где была совесть, у вас там хуй вырос!
Или:
- ...напились портвешка! А моя жена не курит!.. Не пьет!.. И в рот не берет!.. Это яд!
- Я вас всех!.. Из института уволю! И кто не служил - пойдет в армию! А кто служил... Пойдет дослуживать!
Лутошенко всегда ставил только двойки.
- Так... Я успел опросить до звонка только 5 человек! Они получили оценку 'два'. Но я знаю, что никто из вас ничего не знает! Поэтому я всему взводу ставлю 'два'. По 'двойке'... Нет, по две 'двойки'. Учиться, учиться и еще раз учиться, как завещал вам великий Ленин.
Так же он проверял и листочки с контрольными вопросами.
- Так. Первый вопрос - 'пять'. Второй вопрос - 'пять'. Третий вопрос - 'пять'. Четвертый вопрос - 'три'. Итоговая оценка - 'два'.
Про Лутошенко ходили народные стихи:
Все двойки, полученные на 'войне' нужно было отрабатывать. Родина не могла допустить, чтобы офицер чего-нибудь не знал. Например, химическую реакцию восстановления в аккумуляторах 6СТЭН-140М. А вдруг это понадобится в бою! Родина хотела быть уверенной в своих сынах и крепить свою обороноспособность. Поэтому все двойки надо было отрабатывать. А что такое отрабатывать, Родина? А это покрасить забор. Смастерить стенд, выкопать яму. В общем, на кого-либо из офицеров поработать. Упаси бог, не на них лично, а на благо военной кафедры, чтоб она хорошо выглядела и можно было пустить пыль в глаза проверяющим.
Все офицеры на кафедре делились условно на две большие категории - 'фанаты' и 'похуисты'. Суть этих явлений ясна из их названий. Фанаты хотели научить нас чему-нибудь всерьез и потому ебали. А похуистам лишь бы вечность проводить, они ебали нас шутки ради. Лутошенко же в равной мере принадлежал к обеим группам. Он был фанатичный похуист. И поэтому ебал всех вдвойне.
Между прочим, когда я прочитал 'Один день Ивана Денисовича', у меня тоже возникла сильнейшая ассоциация с армией. Правда, г-н Шендерович служил 1,5 года, а я 1,5 месяца, но ведь вкус говна не является функцией от количества съеденного.
'...Дождь шел третий день. Он то сыпался мелкой надоедливой сечкой, то повисал в воздухе водяной пылью, то вдруг проливался длинно и холодно, закрашивая день в серый цвет.
К вечеру он прекратился, и еще целую ночь с ветвей утомленных сосен на промокший, отяжелевший брезент палаток падали редкие, крупные капли.
Светало. Нахохлившийся дневальный в сырой шинели поглядывал на циферблат, и как только стрелки растопырились на шести часах, холодное утро раздвинул проклятый, окаянный крик:
- Рота! Па-адъем!
Так начинается день...'
Это отрывки из моих документальных лагерных воспоминаний под названием '7 шагов в прошлое', которые я раздарил в виде машинописных книжек друзьям по нарам. А написал я их, между прочим, на дипломной практике, сразу после прочтения '...Ивана Денисовича'. Сидел себе на трубном заводе, делать было нечего, я и писал...
'Здесь, как и повсюду в армии, царь и бог - показуха. Кто-нибудь из офицеров ходит и выгоняет всех из палаток и с территории лагеря. Не любит начальство, чтобы курсанты спали. Даже если ты в наряде по кухне и еще с утра можешь поспать, все равно выгонят. Начальство боится, что ему нагорит от его начальства. И так далее. Цепная реакция боязни. Все боятся, только курсант ничего не боится. Курсант лишь слегка опасается. Слегка, но многого.
А чтобы не погореть на чем-нибудь, нужно выполнять лишь одно правило - не высовывайся. Не попадайся на глаза начальству, если тебе нечего делать, а не то заметут на работы. Не становись с краю шеренги или колонны. А если отбирают людей куда-нибудь вкалывать, ссутулься, сделайся ниже ростом, отклонись вбок, чтобы прикрыться спиной стоящего слева, справа или спереди, и ни в коем случае не смотри на начальство, лучше опусти глаза, а то напорешься на встречный взгляд, и могут замести на работы.
А если не замели, лучше спрятаться в палатку, полежать там, поспать. Можно также пойти на Волгу, расстелить шинель и поспать. Вариантов много.
Как-то после обеда, то есть тогда, когда формально, по расписанию занятия были, а фактически, как всегда ни черта не было, мы с Беном лежали на травке, за первой линейкой, на полпути к помойке и лениво смотрели как Фатхулла дрючит свою вторую роту. Вторая рота — это Физхим, физико-химический факультет. Одни евреи, так считается. О Физхиме ходит слава факультета чересчур заумного, а в практической жизни беспомощного до идиотизма. Именно Физхим пишет кляузы на славных офицеров кафедры, именно с ним случаются самые невероятные истории, о которых потом долго ходят легенды...
За все эти вывихи студентов с Физхима офицеры очень не любят. Весь их опыт говорит, что с физхимом хлопот не оберешься. Поэтому второй роте и дали в кураторы зверя — Фатхуллу'.
В армии хорошо всяким художникам да артистам. Плакатики рисовать, агитбригады, хуё-моё. Вот, например, хорошо было у нас Мише Грушевскому[28] с Физхима. Он пародировал кафедральных офицеров и разъезжал с агитбригадой.
'У солдата самая весёлая жизнь, — говорил подполковник Ласевич, — идет в столовую — поет, из столовой идет — поет'. Жизнь, да, была весёлая, интересная.
Очень интересное дело - вождение танка.
'Танк!
Когда стоишь метрах в 20-и от ползущего, рычащего танка, то чувствуешь, как дрожит под ногами земля. Дрожит в буквальном смысле, без преувеличения.
40 тонн рычащего железа. В башне стоит такой грохот и дребезжание, будто перетряхивают ведро с
