пригодиться.
Получить разрешение на свидание с Мартой оказалось не так сложно. Выполнив необходимые формальности, Ракель в сопровождении полицейского подошла к тяжелой металлической двери. Дверь со скрежетом распахнулась, и Ракель оказалась в камере. Внутри было полутемно, пахло сыростью. Марта, съежившись, сидела на узкой тюремной скамейке. Увидев сестру, она только горько разрыдалась. Ей было страшно, жутко в этой камере. Но больше всего ее томила неизвестность – сколько придется тут сидеть, если долго, то она просто не выдержит.
Ракель объяснила сестре, что она останется в тюрьме, пока парню, которого она сбила, не сделают операцию. Тогда станет понятно, будет ли он ходить или превратится в калеку. От этого и зависит участь Марты.
Вслед за Ракель к Марте вошел отец. Он был потрясен, увидев свою веселую, жизнерадостную девочку в таком ужасном состоянии и в таком ужасном месте. Нет, богатый дом не принес им добра. И дон Даниэль сказал Марте свое решение: когда все это кончится, они с ней вернутся в Гвадалахару.
Пока дон Даниэль был у дочери, Чучо обрушил на Ракель шквал вопросов. Что с парнем, которого сбили, где он лежит, действительно ли ему сделали операцию? Ракель терпеливо отвечала, не понимая, почему Чучо сомневается в том, что сбитый Мартой человек нуждается в какой-то операции – Габриэлю уже сделали ее. Чучо насторожился. А знает ли сеньора фамилию пострадавшего? – Кажется, Фернандес. Чучо вздрогнул: Габриэль Фернандес, брат Мерседес… Но позвольте! Ужасные подозрения завертелись в голове Чучо. Он решил разузнать все сам и, отпросившись у Ракель, поехал в клинику доктора Пласенсиа.
Операция длилась долго, но прошла благополучно. Габриэля перевели в послеоперационное отделение. Доктор Пласенсиа считал, что у парнишки хорошие шансы на выздоровление, правда, восстановительный период будет, видимо, долгим. Доктор написал медицинское заключение и передал его следователю.
Утром до операции к Габриэлю пришли из полиции, и он сказал, что авария произошла по его вине: не заметил машины и стал перебегать улицу. Таким образом участь Марты была решена – ее должны были выпустить в самое ближайшее время.
Мерседес же продолжала терзаться укорами совести. Конечно, очень хорошо, что в результате этой истории Габриэлю сделали операцию, на которую у нее не хватило бы денег, работай она хоть десять лет. Но, с другой стороны, ее мучила мысль, что незнакомая девушка по их навету попала в тюрьму. Сомнения Мерседес пыталась рассеять Хулиа. Раз она не сбивала Габриэля, значит, она сбила кого-то другого, иначе, зачем она приняла вину на себя. Хулиа и представить себе не могла, что настоящим «сбитым» в этой истории был ее собственный муж Августин.
Хулиа ушла, Мерседес, задержавшись, собирала вещи Габриэля, которые нужно было перенести в послеоперационную палату. Тут дверь распахнулась, и на пороге появился человек, которого девушка, пожалуй, боялась увидеть больше всего. Это был Чучо.
– Мерседес! Зачем ты это сделала! – воскликнул он с порога. – Как ты могла!
Мерседес нервно заходила по палате, в отчаянии смотря на суровое лицо Чучо. Она раскаивалась, чистосердечно раскаивалась, но и Чучо должен ее понять. У нее не было денег на лечение брата. Парень остался бы парализованным на всю жизнь. А у этих людей кучи денег, и сеньориту вот-вот отпустят.
– Чучо, Чучито! – восклицала бедная девушка. – Ради всего святого, пожалуйста, не выдавайте нас. Дело не во мне, я не боюсь тюрьмы, но Габриэль… Он поправится, но если сейчас его арестуют, что с ним будет?
Чучо был в растерянности. Ему было жалко всех – и Мерседес с братом, и дона Даниэля, который так убивается из-за дочери, и сеньориту Марту. Он просто не знал, как ему поступить.
Глава 29
Карла пришла в дом Ломбарде специально, чтобы поболтать с Алехандрой. До нее дошли какие- то совершенно потрясающие слухи насчет автогонщика, тайного романа, ссоры с родителями. Это было так занимательно, что она решила все узнать из первых рук. Карла обожала всяческие тайны секреты… интриги, – для нее это были увлекательные игры, вносящие разнообразие в жизнь… Она без особого стеснения дала волю своему любопытству, расспрашивая Алехандру о ее романе.
Алехандра внутренне напряглась – ей не нравилась бесцеремонность гостьи, и хотя она вежливо слушала рассказы Карлы о Ракель, Умберто Пласенсиа, поддерживая разговор односложными фразами, той задушевной, доверительной беседы, на которую рассчитывала Карла, не получилось, К-ее разочарованию, Алехандра даже не поинтересовалась тайнами дома Ломбарде, а Карлу просто распирало желание поделиться ими со свежим человеком. Она заметила, с каким облегчением Алехандра прервала их разговор, поднявшись к телефону. До Карлы долетало ничего не значащее: «Нет. Ее нет дома. Да, передам. Да, запомнила. Да». Положив трубку Алехандра, повернувшись к гостье, повертела пальцем у виска: какой-то зануда три раза повторил свое имя, как будто его невозможно запомнить! Роберто Агирре.
Даже черные очки не могли скрыть изумления Карлы, ожидающей чего угодно, но только не этого. Дурацкая басконская фамилия, ее звонки от имени Агирре, – все это только смешная игра, изобретенная ею, чтобы позлить задаваку Антонио! Но кто же тогда звонил сейчас?!
– Что-то странное происходит в этом доме, – задумчиво сказала она и поднялась. – Слушай, Алехандра а ты не знаешь, кто такой этот Агирре?
Алехандра отрицательно покачала головой. Проводив Карлу, девушка вернулась в гостиную и, усевшись на диван, подумала: единственное, в чем она согласна с Карлой, это то, что в доме Ломбарде творится неладное.
Вскоре пришел Антонио и, узнав у нее, что Ракель еще не вернулась, направился к Виктории. Алехандра окликнула его:
– Сказать Ракель, когда она появится, что ты спрашивал ее?
– Нет, не стоит, – поднимаясь по лестнице, отозвался Антонио.
У него сегодня выдался хлопотный день: газетчики, доктор, полиция, адвокат. Уже вечером пришел Пабло, и порадовать Антонио ему было нечем: никаких следов Роберто Агирре не обнаружено. Правда, есть любопытная новость: в одном из туристических агентств заказывали билет на самолет до Монреаля судье Игнасио Ромеро. Это произошло через несколько дней после свадьбы.
Антонио откинулся на спинку стула: кто-то хорошо продумал план. И он почти был уверен, что этот «кто-то» – Макс, но теперь все спутал Роберто Агирре из Гвадалахары…
– Ладно, – подытожил Антонио, – пошли кого-нибудь в Монреаль – судью надо разыскать. А что касается Роберто Агирре, – Антонио потеребил усы, – то почему бы нам не поместить во всех газетах объявление от его имени. Это будет ловушка для тех, кто его знает, а может быть, и для него самого.
Когда Пабло ушел, Антонио в задумчивости еще долго сидел за письменным столом. Он больше не думал ни о газетчиках, ни о Максе. Он думал о Ракель. Втайне он очень обрадовался, когда возникли предположения насчет беременности. Ребенок, возможно, сделал бы их более открытыми по отношению друг к другу, но теперь это все в прошлом. Беременность не подтвердилась, ребенка не будет. Может быть, и к лучшему… Пока они свободны, их ничего не связывает. Нужно порвать с ней сейчас. Это больно, но потом будет еще больнее. Антонио решительно встал, чтобы немедленно переговорить с Ракель.
С этими мыслями он и пришел домой.
Виктория сидела у маленького столика. Волосы не прибраны в прическу. Лицо осунулось, глаза не просохли от слез. Ее возраст, скрытый обычно элегантным видом, сейчас был очевиден: опершись на руку и уставившись взглядом в одну точку, за столом сидела пожилая, убитая горем женщина.
Она тяжело поднялась навстречу Антонио и с трудом улыбнулась:
– Сынок! Как дела?
Антонио бережно усадил ее в кресло и сам присел рядом.
– Нормально. Зашел узнать, как твое самочувствие.
– Уже лучше. Я хотела спросить, – осторожно начала Виктория. – Макс не появлялся?
– Нет, – Антонио напрягся.
Она уловила, что продолжать о Максе не стоит.
– А что, в газетах уже пишут об этом скандале с Мартой?
– Пока нет. Я сегодня обзвонил все редакции, мне обещали не поднимать шума.
Виктория пристально посмотрела на сына. Он выглядел уставшим и подавленным. Дотронувшись до его руки, она тихо спросила:
