– А Ракель? Оскар сообщил результаты ее анализов? Антонио понимал, что волновало мать. И, глядя ей в глаза, коротко сказал:
– Она не беременна…
– Что ты собираешься делать дальше, сынок? Ты знаешь, я не осуждаю Ракель – она хорошая женщина, но, тем не менее, все наши несчастья из-за нее. Ты должен что-то решать.
– Если бы ты знала, как я устал от того, что должен бесконечно принимать решения, отвечать за все, что здесь происходит. Это не похоже на меня, но я был бы рад, если бы сейчас кто-то решил за меня, – Антонио резко поднялся.
– Да, это не похоже на тебя, но все-таки решать должен ты.
Она видела, как неспокоен Антонио, чувствовала, как тяжело ему говорить об этом, и все же спросила:
– Ты еще любишь ее?
Антонио, ничего не сказав, закрыл за собой дверь. Он пошел в комнату, которая раньше была его комнатой, потом стала их комнатой. Теперь здесь спала Ракель. Антонио толкнул дверь, и она бесшумно распахнулась. Ракель не было, но в воздухе витал аромат ее духов, на стуле лежало ее платье, она была в нем, когда сообщала, что не беременна. Антонио инстинктивно поднес платье к лицу: хотелось острее ощутить запах ее тела… Все в этой комнате напоминало ему о любви. При мысли, что с этой женщиной придется расстаться, Антонио почувствовал приступ отчаяния, и в горле возник неприятный комок. Как давно этого не было – последний раз он плакал на похоронах отца.
Ни одну женщину Антонио не любил так сильно, как Ракель. Но скоро она исчезнет из его жизни навсегда. Больше между ними ничего не будет, он так решил и будет твердо стоять на своем. Но пальцы, как бы сами собой, потянулись к кожаному поясу, лежавшему на том же стуле, что и платье. Она любила широкие пояса… Антонио провел рукой по кожаной поверхности – какая нежная кожа! Он аккуратно вернул его на прежнее место, лег на кровать и широко открытыми глазами смотрел перед собой: да, он любил эту женщину, но он уничтожит в себе эту любовь; Антонио повернулся к телефону и набрал номер своего адвоката.
А Ракель и старый сеньор Саманьего, вернувшись из тюрьмы, сидели в бунгало. Им не хотелось никого видеть. Дон Даниэль совсем сник: одна дочь – в тюрьме, другая – на грани развода с мужем. Обида мучила и Ракель: Антонио должен был поддержать ее в трудную минуту и поехать с ними к Марте, а его по- прежнему заботит только то, что скажут или, точнее, чтобы никто ничего не сказал и не узнал. Из-за этого он покрывает негодяя и убийцу, своего братца Максимилиано. А она должна терпеть и оправдываться перед всем миром! Ракель выпрямилась. Теперь, когда она узнала, что ребенка не будет, ей не на что надеяться. Только ребенок мог объединить их, сломать те преграды, которые стоят между ними… Но надеждам не осуществиться…
Дон Даниэль с грустью смотрел на дочь. Он был не очень образован, но жизненный опыт подсказывал ему, что дети не могут укрепить семью, которая уже дала трещину. Муж должен любить жену из-за нее самой, а не из-за ребенка. Мужчины – эгоисты, особенно, когда они влюблены. И, разумеется, Антонио хочет быть у своей жены на первом месте, он хочет быть для нее важнее, чем ее родственники.
Ракель только горестно вздохнула, а дон Даниэль, виновато улыбнувшись, развел руками:
– Нам с Мартой лучше вернуться в Гвадалахару, дочка. – Ракель тряхнула волосами:
– Я еду с вами!
Рамон, как разъяренный тигр, ходил по дому. Он был рассержен настолько, что едва сохранял присущее ему спокойствие. И виной всему был этот мерзавец Чучо. Подумать только, сеньора Ракель и сеньор Саманьего вернулись уже несколько часов назад, а он шатается неизвестно где. Ага, появился, наконец! Рамон коршуном налетел на бедного Чучо и потребовал у того отчета, где он пропадал столько времени.
– У меня было срочное дело. Это вас не касается, – отмахнулся от дворецкого Чучо.
Рамон чуть не лопнул от негодования, столкнувшись с такой неслыханной дерзостью. Его не касается! Как бы не так – именно его, дона Рамона, касается все, что делают слуги. А у них, в свою очередь, не может быть никаких срочных дел, кроме службы.
Рамон хотел добавить что-то еще, но Чучо не дослушал и с криками бросился в прихожую. Рамон в возмущении хотел призвать его к ответу, но сам застыл в изумлении – дело в том, что в дом вошла Марта.
Марта вернулась! Ее на своей машине привез адвокат. И тут же дом наполнился радостными голосами, ожил. Это была настоящая сенсация. Ракель бросилась обнимать свою сестренку; взволнованно смотрели на них Андрее и Алехандра. Опомнившись, Ракель отправила Марту к отцу, а сама побежала наверх сообщить мужу радостное известие. Она столкнулась с ним в коридоре и, словно счастливый ребенок, повисла у него на шее.
– Антонио, Марта вернулась! Любимый, спасибо, спасибо тебе! – Она приблизила к нему свое лицо. – Если бы ты знал, как я люблю тебя!
Он почувствовал, что бессилен перед сияющими глазами этой женщины, перед ее улыбающимися губами, которые все приближались и приближались к его губам… И он сдался, с наслаждением встречая ее поцелуй.
Праздничное настроение витало в доме. И Чучо попытался воспользоваться праздником, наладить отношения с Рамоном.
Но Рамон ни под каким предлогом не намерен был потакать разгильдяйству, даже более того, прочел Чучо Длинную нотацию об обязанностях слуги в этом доме, о его ответственности за проступки. И… Чучо сморщился, словно в рот ему положили лимон.
– Ну, дон Мончо! – Несчастный Чучо от расстройства совершенно забыл, что Рамон терпеть не мог, когда его называли этим уменьшительным именем. – Почему вы такой зануда? Давайте сходим вместе в бильярдную, я угощу вас там пивком, мы выпьем…
Рамон не дослушал. Никогда в жизни ему не делали таких унизительных предложений. Бильярдная! Выпить!
Позеленев от злости, Рамон вышел из кухни. Чучо проводил его взглядом, пожал плечами и отправился в бунгало к дону Даниэлю, у которого всегда наготове была баночка пива. А уж за теплой дружеской беседой дело не встанет.
По случаю освобождения Марты в гостиной была устроена вечеринка. Она прошла на удивление весело. Марта смешила всех рассказами о своих проделках в школе. Сидевшие с ней рядом Ракель и Алехандра, как две беззаботные школьницы, покатывались со смеху, а Андрее и Антонио с удовольствием смотрели на их смеющиеся лица и чувствовали, что отдыхают в этой хохочущей компании красивых девушек. Лишь когда Алехандра стала расспрашивать Ракель о начале ее романа с мужем, о том, как они познакомились, Антонио увидел, как напряглась жена, как неуверенна стала ее речь. Что ж, – с грустью подумал он, возвращаясь к своим недавним мыслям, – мы сами обрекли себя на это – темная история знакомства всегда будет лежать тенью на нашей жизни… Вопрос только в том, смириться с этим или нет…
Когда вечеринка закончилась, Антонио проводил Ракель до дверей ее комнаты и остановился. Ракель с любовью смотрела на мужа. Ей хотелось обнять его, слиться с ним в поцелуе.
– Я хочу, чтобы мы забыли все, что случилось, – шептала она, привлекая его к себе. – Я хочу, чтобы ты мне верил, чтобы не сомневался во мне, потому что я никого не любила так, как тебя.
Антонио, хотя и дал себе слово, не перешагивать порог ее комнаты, не мог ничего с собой поделать. Он медленно переступил порог и прижал к себе жену.
Клаудио около полуночи вернулся домой и обнаружил, что Камилы нет. Странно, она обычно предупреждает, когда уходит из дома. Клаудио спросил горничную, не знает ли она, где сеньора, но та знала немного. Утром позвонил сеньор Максимилиано, а потом сеньора ушла. «Ого, – подумал Клаудио. – Неужели Камила так глупа, что имеет какие-то дела с Максом. Она зашла слишком далеко в своей ненависти к Ракель». Клаудио вообще не разделял жгучей неприязни своей жены к сестрам Саманьего – симпатичные девчонки, неглупые. Марта, так и вообще милашка, не такая угрюмая, как ее сестра. Но Камила, конечно, ревнует. К богатству, положению, к тому, что Антонио вдруг потерял голову. Ужасное это чувство – женская ревность. А вот и Камила. Говорит, Маура пригласила ее на обед.
– Вы были с ней вдвоем? – как бы невзначай поинтересовался Клаудио.
