— Отменно. Все, как у людей: комната для гостей, рабочий кабинет, душ, телевизор, спальня…
— А у меня кондиционер сломан. Портье полчаса извинялся, насилу выпроводил. Обещали завтра починить. Иначе… судя по сегодняшней жаре, я днем изжарюсь.
— Не изжаритесь, море рядом… Честное говоря, вместо банкета мы с Ирой лучше бы на набережную прогулялись. Видали, каков пейзаж?..
— У меня не очень… Окно в аккурат во двор выходит, на гараж и помойку. Кошки, как у нас в Марьино, орут.
— Могу только посочувствовать…
— Ничего, я привычный. И не в таких условиях бывал. Кстати, времечко поджимает. Спускайтесь, через десять минут жду вас внизу.
Вытирая махровым полотенцем мокрые волосы, из душа, облачившись в халат, вышла Ирина. Лицо ее раскраснелось.
— Дорогая, у нас мало времени. Не забывай о банкете.
— Подай фен, — попросила она, кладя на подлокотник кресла влажное полотенце.
Пока девушка приводила себя в порядок, сушила волосы, переодевалась в вечернее платье с глубоким декольте и наносила кисточкой макияж, Васильев подсел к телевизору.
Вещали всего два канала. Он пощелкал переключателем, тоска. На одном шел концерт, певец, статуей окаменев на сцене, пел что-то торжественное, смахивающее на марши семидесятых. За его спиной хор подпевал стройными голосами. На другом диктор с тревогой рассказывал об урагане, зародившемся Атлантическом океане. Насколько Васильев разбирался в испанском, буря надвигалась на южное побережье Кубы, уже успев натворить немало бед. Камера беспристрастно показывала перевернутые рыбачьи суденышка на Барбадосе, сорванные крыши прибрежных строений, залитые улицы, где жители перебирались по пояс в воде.
Выключив телевизор, он вышел в гостиную. Ирина крутилась у зеркала, подкрашивая губы.
— Я все, готова… — напоследок критически оглядев себя, она взяла его под руку. — Как я выгляжу?
— Сногсшибательно! — восхитился Васильев и обхватил ее за гибкую талию. — А может… ну его, этот банкет, а?.. Пусть Саныч за всех отдувается.
— Здрасьте. Пошли, пошли…
Портье в униформе с галунами и в круглой, расшитой золотыми узорами, шапочке потеснился в лифтовой, вежливо уточнил, на какой этаж необходимо попасть господам и отправил кабину вниз. В холле Васильев полез в карман за мелочью, но парнишка категорически отказался от чаевых.
Под пальмами у фонтана прогуливался Морозов в черном смокинге. Они даже не сразу его узнали.
— Вы прямо… красавец-мужчина, — вогнала его комплиментом в краску Ира. — Смокинг на вас отлично сидит.
— Вот… — смутившись, развел руками Виктор Александрович. — Приходится блюсти этикет.
Дольше всех заставил себя ждать Борисов. Но и когда он вышел наконец из лифта, в пиджаке и в галстуке, с неразлучной курительной трубкой, Васильев с трудом скрыл удивление.
— Ба! — воскликнул он. — Да вас и не узнать.
Борисов оставался внешне невозмутим.
— Теперь все в сборе. Пора бы и в ресторан.
— Немного терпения, Володя. С минуты на минуту явится господин Мартинес. Он уже звонил мне в номер, спрашивал, как устроились. Без хозяина негоже к столу.
Сантьяго де Мартинес появился ровно в половине одиннадцатого. Довольно полный, улыбчивый мужчина лет сорока пяти шустро для своей внушительной комплекции подлетел к своему русскому коллеге.
— Извините, чуть не опоздал! — затараторил он. — Рад, очень рад вас видеть. Дела, дела знаете ли…
Несколько ошеломленный неожиданным натиском, Саныч степенно поздоровался с ним.
— Как добрались? Не сильно устали? Как вам наш город? — так и сыпал вопросами Мартинес, не давая опомниться.
— Да мы толком…
— Ничего, устроим экскурсию. А это ваши друзья?
— Да, знакомьтесь, господин Борисов — знаток стран Латинской Америки. Знает добрый десяток языков, — представлял Морозов.
— Очшень, очшень рад… — коверкал русские слова Сантьяго.
— Господин Васильев — историк, его невеста Ирина Виноградова — журналист, работает в нашем журнале.
— Здравствуйте, — мило улыбнулась Ира, к чьей ручке припал губами упитанный кубинец.
Как и полагалось радушному хозяину, перезнакомившись с гостями, Сантьяго де Мартинес взял инициативу и пригласил отужинать в ресторане.
Из гостиницы они перешли в соседнее здание, над которым синим неоновым огнем горела рекламная вывеска: «Restaurant «West — India»».
В интимном полумраке зала, освещенном старинными фонарями, журчал крохотный фонтанчик, не столько для красоты, сколько для прохлады. На выхваченной из тьмы эстраде музыкант устанавливал барабаны, стоявший у кулис гитарист, настраивая, негромко перебирал струны. К гостям подлетел официант, лакейски раскланялся и пригласил в глубь зала к столу.
Выдвинув плетенный стул, Васильев помог усесться Ирине, сел рядом. Принимающая сторона потрудилась на славу, учла любой вкус, каким бы изысканным он не был. Стол буквально ломился от закусок, среди которых Владимир распознал лишь что-то крабовое и из креветок; на длинном блюде, в зелени салата возлежала рыбина, выглядевшая столь аппетитно, что невольно вызывала слюну. Искусно запеченный фазан, в плодах тропического дерева, внешне напоминающих яблоки, возлег на блюде на краю стола. Стояла пузатая бутыль в оплетке, покрытая благородной пылью винного подвальчика.
Господин Мартинес и Виктор Александрович сели друг против друга, по бокам расселись остальные, но один стул все же пустовал. Сантьяго вздернул пухленькую руку, посмотрел на циферблат часов, в глазах его мелькнуло недовольство. Кто-то из еще приглашенных запаздывал.
Официант взял на салфеточку бутылку, обошел вкруг стола, наполняя бокалы. В то же самое время мимо сцены мелькнул человек, вблизи оказавшийся уже знакомым Энрике Броуди.
— Прошу прощения за опоздание! — извинился он, не то перед начальством, не то перед гостями, усаживаясь на пустующий стул. — Закрутился…
— Что с англичанами?
— Рейс по расписанию. В час ночи должны быть в аэропорту.
— Хорошо, — кивнул двойным подбородком господин Мартинес. — Я хотел бы поднять бокал за нерушимую дружбу между Россией и Кубой, за возобновление прежних братских отношений, которые, не по нашей с вами вине, оказались неразумно прерваны на целое десятилетие. Я часто и сейчас вспоминаю о тех днях, когда перед лицом мировой агрессии русский и кубинец стояли рука об руку, вспоминаю и годы, проведенные в Москве. Да, да… я ведь оканчивал университет Дружбы народов в семьдесят втором году.
— За дружбу, — поддержал тост Морозов и потянулся к нему бокалом.
Вино было крепленным и немного кислило. Разрезая на тарелочке заливное из нежного, чуть красноватого, крабьего мяса, Борисов исподлобья глянул на обгладывающего фазанью ножку Броуди.
Не очень приятный тип, подумалось ему. Что-то есть в нем затаенно скользкое, во взгляде, в движениях, в манере говорить. Но что ему именно вызывало антипатию в Броуди, Борисов для себя пока не определил. Заметив на себе взгляд сидевшего через стол русского, Броуди выкатил на него глаза, несколько мгновений смотрел в упор, работая челюстями. Потом улыбочка появилась на его жирных губах, взяв недопитый бокал с вином, он чокнулся им о бокал Борисова.
— За дружбу, — негромко повторил он.
«Он улыбается, но улыбка лишь декорация, — осенило тут Борисова. — Глаза-то пустышки, холодные
