всей ширине матраса, богатырски храпел Мишка Колесников, спавший как убитый.
«Роскошный отель», хвалебно расписанный в подаренной Катунским путевке, на деле оказался дешевым придорожным мотелем, а трехзвездочный номер-люкс — крошечной комнаткой со столом, стулом, прикроватной тумбочкой с неисправным телевизором и единственной кроватью. Стены комнатушки были оклеены обтрепавшимися бумажными обоями, в которые въелся запах табака и кислятины, постельное белье последний раз меняли явно в минувшем столетии. Засиженное мухами окно, в которое бились ночные бабочки, выходило как раз на дорогу, где изредка с воем проносились большегрузы, а некоторые и вовсе сворачивали к заправке, не удосуживаясь заглушить двигатель. Тарахтение моторов, духота и липкий пот, который смыть (душ был сломан) негде, вонь бензина, приносимая ветром с заправочной станции, и пьяные голоса за тонкой перегородкой — вот и весь комфорт этого тараканника.
Макс вытянул руку из-под покрывала, достал с тумбочки наручные часы.
«Боже, четвертый час…»
За перегородкой взвизгнула и расхохоталась девица, ей вторил мужик, донесся звук смачного шлепка по заднице.
— Эй, вы, заткнитесь! — не выдержав, он вскочил и затарабанил кулаком по перегородке.
С потолка на подушку посыпалась ржавая труха. В соседней комнате на мгновение смолкли, потом уже оттуда пьяно заколотили, посылая его к далекой кубинской матери.
«Скоты!», — рухнул он на постель и накрылся подушкой, стараясь не отвлечься от назойливого комариного писка.
8
Набрав в ванную теплую воду, Борисов, кряхтя от удовольствия, забрался в нее и разнежился. В висках тупо ныло после вчерашнего застолья. Раззадорившись марочным вином, он после забрел в круглосуточный магазинчик и на те несколько песо, что поменял в гостиничном обменном пункте, купил плоскую бутылочку рома и баночное пиво. Ром ему не пришелся по вкусу, отдавал травой, а вот пиво было очень даже ничего…
С утра похмелье напомнило о себе. Контрастный душ, которым он обдался после ванны, настолько освежил его, что он почувствовал себя как огурчик. Надев шорты, Борисов в тапочках на босу ногу пошлепал в комнату. Пиво в холодильнике приятно настыло. Откупорил баночку, он уселся в кресло.
В дверь легонько постучали.
— Кого черт принес? — Борисов лениво поднялся и отпер замок.
В коридоре стояла горничная.
— Вас просили разбудить. Сказали, скоро будет машина.
— А кто просил?
— Господин из триста десятого номера.
Борисов кисло поблагодарил за радения и закрылся, поминая Саныча в душе недобрым словом. Морозов знал его как облупленного, все достоинства и недостатки. Знал и то, что после плотного ужина, приняв слегка на грудь, он не остановится на достигнутом и наверняка отправится за продолжением.
Звякнул телефонный аппарат.
— Встал я, Саныч, встал! — сорвав трубку, закричал он.
В трубке молчали, только доносилось чье-то сопение.
— Виктор Саныч, чего ты хотел? — уже сердясь, спросил Борисов и отхлебнул пиво.
На шутку Морозова было непохоже; прорезавшийся голос был до отвращения гнусавым, точно говорившему пережали прищепкой нос:
— Послушай, русский. Не советую вам долго гостить в Гаване.
— Кто это?! — насторожился Борисов.
— Не перебивай!.. Сразу после карнавала собирайте свои пожитки и убирайтесь из страны. Боже вас упаси соваться на острова…
— Представьтесь…
— Будьте благоразумны. Не поступайте опрометчиво. В противном случае за ваши жизни никто не даст раздавленного москита. Вы меня поняли?!
— Да пошел ты!..
И взбешенный Борисов швырнул трубку на рычажки.
В раздумье он прошелся по комнате, остановился против раскрытого окна.
«Что за чертовщина?! — усиленно соображал он. — Мы меньше суток как прилетели сюда и уже нажили себе врагов? Чушь! И потом, почему именно мы?… Стоп!.. Он заикнулся что-то насчет островов… Причем здесь это? Экспедиция…Кому мы можем помешать?.. Ума не приложу. Надо обо всем рассказать Санычу. Хотя… стоит ли? Из-за чьего-то дурацкого розыгрыша бросить задуманное?.. И все же, кто это был?»
В голове все смешалось.
Задребезжал звонок, так неожиданно, что у Борисова оборвалось сердце. В следующую секунду он уже снимал трубку.
— Послушайте!.. — на повышенной ноте заговорил было он.
— Кирилл, ты чего?
На противоположном конце провода обрисовался Морозов.
— Да так… — он не стал вдаваться в подробности.
— У тебя все нормально?
— Чего вы хотели, Виктор Саныч? — неожиданно вспылил Борисов.
— Никак не проспался еще, бедолага?! Ты на часы-то смотрел?.. Одевайся живее, вот-вот приедут.
Дрыхнущего Максима бесцеремонно растолкал Колесников. Подняв пудовую раскалывающуюся голову с подушки, взъерошенный, он еще сонным голосом простонал:
— Чего в такую рань?..
— Рань?! — хохотнул Михаил, успевший уже одеться и умыться на колонке. — Уже половина девятого!
Максим натянул на себя покрывало.
— Отстань, — падая лицом в подушку, пробормотал он.
— Ах, так?
Колесников ухватился за угол простыни и с силой дернул на себя. Макс съехал на край и с грохотом свалился на дощатый пол.
— Кончай издеваться… — замычал он.
Но Михаил не намеревался отступать от своего. Толкая приятеля в спину, погнал его на колонку, сам прокачал рычаг. Из стального носика мощным напором хлестанула струя. Нехотя, Максим умыл помятую от бессонной ночи физиономию и немного очухался.
Миша Колесников тоже выглядел не самым лучшим образом. Правая щека его распухла от комариных укусов, на подбородке проклюнулась колючая светлая щетина.
— Ну и ночка, — причесав мокрые волосы, передернулся Максим.
— А что?.. Я так устал, что сразу отрубился…
— Заметно!.. Храпаком своим за версту все живое глушил.
— Не ври-и, — засомневался Колесников.
— Вру?! Да в следующий раз я тебя самого с кровати сброшу. Когда падать надоест, храпеть перестанешь.
Беззлобно переругиваясь, они заперли комнату и направились в придорожную забегаловку. Час был еще ранний, посетителей, кроме них, в зале не наблюдалось. С отвращением проглотив подгоревшую яичницу, зажаренную на свином сале с пластиками ветчины, выпили по чашке кофе.
