И в заключение этой темы хочу рассказать историю, которая произошла с моим близким другом.
Это случилось почти сразу после того, как на Некрасовском рынке в Ленинграде в 1987 году открылась первая в городе вещевая ярмарка. Тогда это, конечно, так не называлось, но суть была такой же. На рынке весь второй этаж был забит продукцией тех цехов, которые еще недавно считались подпольными. Армянская обувь, верхняя одежда, спортивные костюмы и бог весть что. Глаза у советских людей просто разбегались. На первом этаже можно было приобрести любые спиртные напитки, которые подавались как заграничные а, по сути, являлись такой же продукцией подпольных цехов. Вот насчет продававшихся сигарет точно не скажу, но серьезные подозрения лично у меня всегда были. Потребительская вакханалия происходила, напомню, во время уже упомянутой государственной кампании. Рядом с рынком преспокойно дежурили несколько милиционеров, явно охранявших покой продавцов. Мой приятель зашел на рынок за кроссовками. Был он тогда молодой и легкомысленный, хотелось красивой жизни. К тому же он шел к любимой (на тот момент) девушке. Купив кроссовки, он не удержался и решил прикупить еще пару пачек «крутых» сигарет, как сам он потом признавался, для «закрепления впечатления».
Но, выйдя с рынка, понял, что его банально обокрали. Пока он с удовольствием примерял кроссовки, кто-то «примерил» его кошелек. Впереди у него было свидание и намечалась большая культурная программа, как-то: поход в кино и кафе «Пингвин» на Невском проспекте. Идти на свидание с девушкой без копейки денег не хотелось. Тогда приятель решил ограничиться походом в кино, для чего решил тут же у входа на рынок «обратно продать» сигареты. По тем расценкам это были абсолютно сопоставимые траты. Наивный юноша пристроился с сигаретами недалеко от входа на рынок. И через три секунды уже стоял лицом к грязной стене рынка с заломленными за спину руками. Его скрутили те самые дежурившие неподалеку милиционеры. Отделение располагалось недалеко. В отделении ошеломленному парню предъявили обвинение в… спекуляции. Все еще не понимая, что происходит на самом деле, мой приятель попытался проблеять какие-то объяснения. На его вопрос: «А как же продавцы на рынке?» ему тут же популярно объяснили, что на рынке торгуют люди, которые делают вещи своими руками и к ним у закона никаких претензий нет. «Сигареты своими руками?» – опрометчиво переспросил несчастный. И только он произнес эти слова, как тут же о них и пожалел. Но слово – не воробей, лови его потом… Короче говоря «спекулянту» тут же грамотно накидали за неуважение к закону и бросили в «обезьянник». Откуда его утром и вызволил отец, отдавший по такому случаю все семейные сбережения.
Надеюсь, что в этой главе мне удалось хоть отчасти развеять очень стойкий миф о том, как беззаветно ОБХСС сражалось с нарушителями социалистической законности, преследовавшими цели личного обогащения. Если бы все «страшилки», что рассказывали об этой организации, были хотя бы отчасти правдой, то как объяснить появление в СССР людей, обладающих миллионными состояниями, а также владельцев производств, по части оборота не уступающих довольно процветающим нынешним, вполне легальным, предприятиям? А таких подпольных производств по всей стране было немало. Правда, большинство из них располагалось все-таки в союзных республиках. Да! Я ведь как раз обещал рассказать о «национальных особенностях» бизнеса в СССР! Пожалуй, пора.
Вместе – дружная семья
И снова мне придется воспользоваться собственной памятью. Часто повторялась одна и та же сцена, свидетелем которой я неоднократно становился. По малолетству – несознательно, а с каждым годом все более вдумчиво подслушивал я под дверью гостиной, пытаясь понять, что ждет меня впереди. Собственно говоря, только этот вопрос и волновал меня по- настоящему, все остальное до самого ареста отца я воспринимал как «взрослые проблемы», вникнуть в которые мне не то чтобы не удавалось, но и не хотелось. Один раз, услышав разговор родителей о том, что мы, вполне возможно, в самое ближайшее время станем гражданами другой страны, я стал «хроническим шпионом». Сама мысль, что мы можем покинуть СССР, казалась мне чем-то вроде бреда. Так получилось, что с утра до вечера я каждый день слушал дифирамбы, посвященные стране, в которой я жил. В детском саду, в школе, во дворе, по телевизору, по радио я постоянно слышал восхваления моей родины. По малолетству не мог оценить качество пропаганды, а улавливал то, что мне говорили «авторитетные» дяди и тети: в СССР жить хорошо. Домашняя же атмосфера с точностью «до наоборот» напоминала идеологический вакуум. Ни отец, ни мать никогда не пытались при мне обсуждать те или иные политические аспекты. Теперь-то я понимаю, что они боялись ненароком сболтнуть при мне что-то предосудительное. А тогда просто казалось, что моя семья и политика – нечто вроде соотношения популяции пингвинов и количества осадков в Австралии. То есть понятия совершенно несовместные.
И вот только по причине страха, что моя семья собирается покинуть такую замечательную страну, я старался уловить чутким ухом все «нетипичные» домашние разговоры. Никакого утешения подслушивание мне не принесло, зато я оказался свидетелем многих непонятных взрослых разговоров. Но фишка в том, что я так напрягал свой детский мозг в попытках расшифровать подтекст этой прослушки, что невольно запомнил многие (казавшиеся мне тогда бессмысленными) диалоги. И вот один из них. Не могу точно сказать, почему именно этот разговор так прочно врезался мне в память, могу только предположить, что мое незрелое сознание выловило в нем альтернативу. Сладостную возможность остаться в замечательной стране СССР. И эта детская надежда была в корне изничтожена реакцией отца на завлекательное предложение его гостя.
Гость был редкой птицей. Я уже привык видеть в доме одних и тех же людей, и присутствие постороннего человека казалось мне феерическим событием. К тому же пришелец поразил меня своим внешним видом. Чего стоил один белый, почти по самую щиколотку, плащ!!! А несколько золотых зубов во рту посетителя буквально заворожили меня. Я немедленно уверился в том, что мне удалось познакомиться с очень важным и влиятельным человеком. Отчасти такую догадку подтверждала реакция родителей. К приходу гостя они накрыли роскошный стол, и мама приготовила все самые сложносочиненные (и поэтому любимые мной) блюда, которые только изредка подавались в нашем доме. Правда, за то недолгое время, что я провел за общим столом, этот удивительный человек несколько потерял в моих глазах, потому что заметно коверкал слова и постоянно ошибался с ударением, а меня с детства приучали, что именно грамотная речь свидетельствует о социальном статусе человека.
Гость был папиным коллегой, приехавшим из Грузии. Спустя годы я поинтересовался у отца и выяснил, что этот человек был именно коллегой – тоже цеховиком. Они познакомились, когда отец приезжал в Грузию по делам сбыта. Но непосредственного отношения к бизнесу друг друга не имели. В противном случае этот человек никогда не оказался бы в нашем доме. Конспирация. Нет, они были просто знакомыми. Но, как это бывает у людей, искренне увлеченных своим делом, разговор все равно вертелся вокруг производственных тем, а потом плавно перетек к сопряженным проблемам. Отец поделился своей идеей – эмигрировать в Штаты. Реакция гостя была бурной – неподдельное возмущение. Он со свойственным своей нации темпераментом тут же кинулся доказывать отцу, что тот категорически не прав. Он утверждал, что понимает чувства отца и понимает, как тяжело, когда глава семьи, хорошо заботящийся о благосостоянии, вынужден скрывать свои способности и свое «положение», как он выразился. Но при этом он утверждал, что, переехав в чужую страну, отец, может быть, и не потеряет в уровне жизни, зато лишится самого главного – «уважения» других людей. Он так и формулировал: «Здесь ты уважаемый человек, а там никто, один из многих».
Я точно знал, что отец так не думает, но при этом он почему-то не спешил опровергнуть сентенцию. Вместо того он объяснял, как устал жить на осадном положении и постоянно скрывать свои способности и возможности. Например, проносить домой купленный холодильник глубокой ночью. Гость соглашался, что такое положение вещей тоже унизительно, но объяснял это тем, что мы живем в неподходящем для делового человека месте. Очевидно, стараясь быть вежливым по отношению к хозяевам, он тщательно подбирал слова, но смысл все равно был ясен – Ленинград совсем, совсем неподходящий город для уважаемого Гриши. Он, Анзор, прекрасно понимает, что изменить что-либо сейчас трудно. В этом городе у отца бизнес, но со своей стороны он заверяет, что если Гриша приедет к нему в Грузию с некоторым стартовым капиталом, то лично он отвечает за то, что через некоторое время у Гриши будет другой бизнес, не хуже прежнего. А в крайнем случае уважаемый хозяин дома может переехать в этот благословенный край после того, как решит отойти от дел и провести остаток жизни так, как ему заблагорассудится.
И Анзор принялся расписывать, как хорошо живется в Грузии деловым людям. Можно не скрываясь
