но звук, который внезапно слетел с его губ, навел ее на мысль, что он испытывает к ней отвращение.
Чтобы сдержать слезы, Софи резко вдохнула носом воздух — прием, которому научил ее брат Люк еще во время их детских ссор, казалось, дождался своего применения на практике. Ее голос был теперь всецело в ее власти:
— Простите меня за то, что я назвала вас повесой и запятнала подозрительностью ваше доброе имя. Думаю, если бы я была мужчиной, вы давно бы меня убили…
Макс поднял голову и, прищурив глаза, изучающе посмотрел на нее:
— Н-да, я думаю, что так бы оно и было. С вас же хватило и того, что я лишил вас тогда чая.
Софи показалось, что он смеется. Это осложнило ее задачу, но она во что бы то ни стало должна была немедленно сказать ему все, что намеревалась, тем более что времени оставалось в обрез.
— Не подумайте, что я извиняюсь, — это все равно ничего не изменит. Вы никогда не простите меня, и я не виню вас ни в чем. Но я должна сказать вам правду, прежде чем уеду. Я… я в долгу перед вами. Я лгала вам, когда сказала, что ненавижу вас. Напротив, я всегда любила вас, Макс. Я люблю вас с тех пор, как мы впервые встретились…
В коридоре заскрипел стул, и вскоре в дверях показалась голова пациентки.
— Прощай, Макс! — в отчаянии сказала Софи и быстро прошла мимо женщины, буквально ворвавшейся в кабинет.
В приемной сестра разговаривала со старичком. Они были немало удивлены, когда Софи, словно слепая, пронеслась мимо них и вышла через дверь в коридор. Никто не видел, как она, всеми покинутая, шла по унылому, холодному коридору к боковому входу. Софи всхлипывала, и слезы текли по ее щекам, а она и не думала их смахивать — она сделает это в машине.
Софи поравнялась с последней дверью, которая медленно открылась перед ней, и увидела, как рука Макса, одетого в безупречный костюм, схватила ее за плечо и неуклюже задержала. Она стояла и смотрела на него, а он… он расплывался перед ее глазами, полными слез. Тогда она, не снимая перчатки, резким движением вытерла их, размазав по всему лицу. От этого лицо ее стало жалким и каким-то простым, а горькое всхлипывание свело на нет ее гордость; чувство собственного достоинства, которое ей до этого времени кое-как удавалось сохранять, было повергнуто в прах.
— Уходите! — сказала она и попыталась вырваться.
Он еще крепче сжал ей плечо.
— Так мы закончим наш разговор? — мягко спросил Макс. — Насколько я помню, он достиг кульминационной точки, когда вы вдруг узрели возможность бежать.
— Прошу, отпустите меня — вы же сами сказали, что нам больше не о чем говорить, — собрав все силы, ответила она и с отчаянием прибавила: — Я опоздаю на самолет.
— Ну это уж наверняка, — согласился Макс и довольно резко затолкнул ее в зал, где проводились больничные собрания, заседания и тому подобные мероприятия. В центре его стоял громадный длинный стол, а вдоль стен — множество стульев. Отступая назад, Софи почувствовала, что наткнулась спиной на край стола. Словно загипнотизированная, она стояла и наблюдала за тем, как Макс захлопнул и запер дверь, потом подошел к столу и положил на него ключи.
— Вы можете открыть дверь и уйти, когда захотите, — спокойно сказал он. Потом он взял ее руки и стянул с них перчатки, затем расстегнул ей пальто и снял шапочку, аккуратно положив на стол. Софи с трудом понимала, что он делает. Когда до нее все-таки это дошло, у нее уже не было сил протестовать. Она подняла голову и увидела его спокойный пристальный взгляд. Но перед ней уже стоял не Макс, а профессор Ионхер Максимилиан ван Остервельд. Холодным менторским голосом он спросил у нее:
— Почему же вы ждали до самого последнего момента?
Софи не стала делать вид, что не понимает его.
— Это не так. Я не нарочно. Сегодня ко мне приходила Тинеке. После ее визита я пыталась писать вам, но у меня ничего… У меня ничего не получилось… — Она сделала паузу. — Тогда я решила прийти к вам сама, в противном случае это было бы малодушием. Я знаю, вы больше никогда мне не поверите, но вы все-таки должны понять, что я не могла не сказать вам этого. — Софи принялась застегивать пальто. — А теперь я должна идти, что бы вы ни говорили. — Она старалась, чтобы голос ее звучал ровно.
Софи не смотрела на Макса, хотя страстно и отчаянно порывалась сделать это. Но стоило ему каким- то невероятно нежным голосом сказать: «Посмотри на меня, София», как она немедленно подняла голову и, встретившись с ним взглядом, затаила дыхание, тотчас подпав под его чары.
— София, это была не моя тайна, — сказал он, не пытаясь прикоснуться к ней, хотя ей казалось, что он вот-вот обнимет ее. — Вплоть до вчерашнего вечера, но вы ушли. — Он улыбнулся так нежно, что Софи почувствовала, как сладко забилось ее сердце. Он взял ее руку, все еще теребившую пуговицу на пальто, и, смеясь, сказал: — Ты думаешь, я могу сделать тебе предложение за те пять минут, которые у меня остались, любимая?
Макс подошел к телефону в дальнем углу зала, и Софи услышала, как он четко сказал в трубку, что задержится на пять минут. Потом он связался с Хансом и попросил его позаботиться о такси для нее и багаже. Подойдя к Софи, Макс все еще улыбался. Он обнял ее. Его объятия подарили Софи ощущение любви, безопасности, успокоения — короче, всего того, о чем только можно мечтать. Счастливая, она стояла в волшебном кольце, в которое он ее заключил, а когда он нежно прикоснулся к ее губам, она поняла, что ее мечты о счастье перестали быть мечтами. Когда он отпустил ее, она прошептала:
— Макс, ах, Макс. — И очаровательно улыбнулась. Он поцеловал ее снова, на этот раз еще более нежно.
— София, я люблю тебя. Я люблю тебя с тех пор, как впервые увидел, как ты приближаешься ко мне, переходя дорогу. — Его ясные голубые глаза смотрели в ее глаза. — Выходи за меня замуж, дорогая. Мы поедем в Англию — там это можно сделать быстро. Ведь мы потеряли столько времени!..
Софи поднялась на цыпочки и поцеловала его.
— Я выйду за тебя замуж так скоро, как ты этого захочешь, Макс. — Она запнулась от смущения и прибавила: — Дорогой. — Она покраснела, и Макс опять поцеловал ее, не давая ей отдышаться.
— Любовь моя, подожди меня здесь минут пятнадцать — двадцать, хорошо?
Он сжал ее голову в своих руках, и она, заглянув в его глаза, увидела, сколько в них любви. Прошло немало времени, прежде чем он отпустил Софи и быстро направился к двери, оставляя ее наедине со своими мечтами. Вскоре в дверь кто-то постучал. Ключи все еще лежали на столе. Она взяла их, подумав, кто бы это мог быть. Это оказался Ханс, который был похож на заговорщика. В руках он держал поднос с чаем.
— Профессор ван Остервельд позвонил мне и попросил, чтобы я приготовил вам английский чай.
Его доброе лицо расплылось в улыбке. Поставив поднос на стол и с достоинством приняв от Софи благодарность, он исчез. В этот момент Софи поняла, что чашечка чаю и тост — именно то, что ей сейчас нужно, ведь прошло уже несколько часов, как она позавтракала, а ленча не было вовсе. Она выпила чай и съела тост. Такая чуткость Макса, подумалось ей, предвестник неплохого будущего. Подкрепившись, Софи достала из сумочки крошечное зеркальце и принялась приводить в порядок лицо. Потом она развязала свои волосы, чтобы причесаться. За этим занятием ее и застал вернувшийся Макс — он был в пальто, в руках держал пухлый портфель. Он положил портфель на стол и подошел к Софи.
— Мне давно хотелось узнать, как выглядят твои волосы, когда они распущены. Искушение освободить их от этих шпилек, поверь, подчас было очень велико.
Софи аккуратно собрала волосы в толстый пучок и молниеносно точно подоткнула его шпильками.
— Чай был превосходным! Спасибо тебе за то, что подумал о такой мелочи.
Он подошел к стулу, на котором лежало ее пальто.
— Дорогая моя, всю оставшуюся жизнь я потрачу на то, чтобы делать тебя счастливой.
Они улыбнулись друг другу.
— И я тоже, Макс, дорогой.
Она надела шапочку и спросила:
— Макс, я даже не знаю, куда сейчас направляюсь…
Он помог ей надеть пальто и повернул к себе, чтобы застегнуть пуговицы.
— Ты направляешься в Хайз Остервельд, дорогая. А пока мы не уедем в Англию, чтобы пожениться,
