— В доме мадемуазель Клотильды появился гость, — сказала она Мими.
— На самом деле, мамзель?
— Да, молодой человек. Маркиз. Кажется, я ему очень нравлюсь.
— Разве это плохо, а?
— Да, Мими, очень хорошо. Кажется, мне нужно немного развлечь их здесь, в 'Колдовстве', перед возвращением месье в Новый Орлеан.
Да, именно так она и поступит. Она устроит бал! У нее оставалось совсем немного времени, чтобы организовать какое-то из ряда вон выходящее развлечение, но тетушка Астрид, несомненно, ей поможет. Они часто объединяли прислугу из Беллемонта и из 'Колдовства', когда устраивали праздники, а их слугам нравилась такая редкая возможность пообщаться — поработать и попировать во время визитов к соседям.
Ее тетушка и дядя, конечно, будут в восторге, а она тем временем попытается привыкнуть к тяготившему ее союзу Клотильды с маркизом.
2
Когда ровно в десять утра на следующий день Анжела услышала топот копыт бегущих легким галопом лошадей, нервы у нее сразу напряглись, словно ей сейчас же предстояло принять чей-то дерзкий вызов. Она сидела в своей спальне перед зеркалом, а Мими заканчивала укладку ее прически.
Мальчишеский голос Оюмы донесся снизу до галереи.
— Я иду их встречать, мамзель! Я иду! — крикнул он.
Мими покачала головой в притворном раздражении.
— Ну вот, теперь он хочет стать вашим грумом. Мальчик просто обожает вас, мамзель.
— Они уже здесь. Поторапливайся, Мими. — Как это ни странно, она чувствовала внутри себя ту же пустоту, которую она испытывала, когда ее вызывали к матери-настоятельнице в ее школьные годы, которые она провела в монастыре Святой Урсулы.
Боже! Неужели она не достаточно зрелая женщина, не преуспевающая плантаторша? Те дни, когда она вместе со своими подружками в монастыре легко предавалась сердечным бурям, давно прошли. Она вышколила себя, приучила к бесстрастному восприятию жизни.
Тем не менее когда она отправилась на верхнюю галерею, чтобы встретить Клотильду и ее гостя, за ее намеренно холодным выражением лица скрывалось неизъяснимое возбуждение и натянутые словно струны нервы. Филипп де ля Эглиз производил неотразимое впечатление, сидя верхом на крупном черном жеребце дядюшки Этьена. В седле он утрачивал ощущение хрупкости, которое придавал его фигуре высокий рост, он становился, казалось, еще более широким в плечах, еще более мускулистым. Боже мой! Если Клотильда выйдет за него замуж, то у нее будет муж, которым можно гордиться, будь она с ним счастлива, или даже нет!
Клотильда небрежно восседала на своей грациозной кобылке — она выглядела посвежевшей, очаровательной, в своей юбке для верховой езды, в маленькой шляпке, пришпиленной к волосам. 'Она будет наградой для любого мужчины', — любовно подумала о ней Анжела.
Она облокотилась о перила.
— Прошу вас выпить по чашечке кофе перед тем, как мы отправимся с месье объезжать плантации.
Клотильда, задрав голову, помахала ей рукой.
Анжела бегом спустилась по лестнице на нижнюю галерею. Филипп, спрыгнув с лошади, бросил поводья Оюме. Его приятель Жюль удерживал лошадь Клотильды. Филипп подошел к ней и помог ей спешиться.
Темнокожий мальчуган изучал маркиза широко раскрытыми глазами, не теряя, однако, трогательного чувства собственного достоинства.
— Пусть Оюма напоит лошадей, — крикнула сверху Анжела, — Жюль, а ты оседлай для меня Жоли.
— Слушаюсь, мамзель.
Филипп смотрел Оюме вслед, когда маленькие рабы уводили лошадей.
— Какой красивый мальчик! — сказал он, следуя за Клотильдой по лестнице. — Он воспитывался здесь, в 'Колдовстве'?
Анжела плотно сжала губы. Она бросила взгляд на Клотильду, но девушка отвела от нее взор.
— Это сын моей служанки, вест-индийской квадруны, — резко сказала Анжела. — Когда-нибудь станет моим дворецким.
Филипп кивнул в знак согласия.
— Прекрасный материал для целого выводка домашней прислуги, — прокомментировал он, — однако он не создан для тяжелого труда, далеко не крепыш. — Он заметил, как гнев охватил при этих словах Анжелу. Чувствуя, что она не в силах его сдержать, он невинно поднял свои пушистые черные брови.
— Простите, если вы сочли неделикатным мое замечание, мадемуазель, но вас наверняка не должны оскорблять подобные невинные рассуждения о способах управления плантациями.
Анжела не смогла уловить — сквозила ли насмешка в этих темных глазах? Она с трудом ограничилась только пожатием плеч, но ее улыбка была ледяной. Первый же заданный им вопрос больно задел ее, он коснулся незаживающей, ноющей раны, которую все луизианские женщины скрывали под маской гордыни. Филипп был новым человеком в Новом Орлеане, но все же ему нужно было бы об этом догадываться.
Но он знал, что говорил. Он хотел сказать, что она как управляющая плантациями избавляла его от необходимости относиться к ней с той деликатностью, которую проявляют по отношению к женщине в цивилизованном обществе.
Взмахом руки она пригласила их пройти через широкие двери со свисавшими сверху занавесками из пальмовых листьев. В прихожей с высоким потолком Филипп осмотрелся вокруг, остановив взгляд на красивом канделябре из бронзы и хрусталя, потом бросил взгляд на изящную лестницу, ведущую на второй этаж и освещенную светом с верхней галереи.
— У вас великолепный дом, мадемуазель.
— Он был построен по проекту моего отца, — холодно отозвалась она. Повернувшись к своему дворецкому, стоявшему рядом с ней, она сказала: 'Дюваль, будь любезен, покажи месье, где он может помыть руки, а я тем временем прикажу приготовить кофе. Можешь проводить его в старую папину комнату. Клотильда, тебе в моей комнате поможет Мими. Кофе будем пить на галерее.
Клотильда улыбнулась Филиппу.
— Всю нашу жизнь мы проводим на галереях, месье.
— Очаровательная привычка, принимая во внимание ваш климат.
Клотильда поднялась за Филиппом вверх по лестнице. Анжела вошла в гостиную и дернула за ленту звонка: это был сигнал на кухню, предупреждение, чтобы они там были готовы в любую минуту подать заказанные ею кофе и пирожные.
Внутри нее бушевали противоречивые чувства, — ей нужно было доказать этому маркизу, что она не хуже любого мужчины способна управлять своим имением, и одновременно показать, что она все же остается истинной женщиной. Да, сегодня утром ей будет нелегко.
'Но почему ее должно трогать, что он подумает? — размышляла она. — Она все делала только ради дорогой Клотильды'.
Когда они расселись за столом, на котором стоял серебряный кофейный сервиз, Анжела с самым радужным видом спросила:
— Как долго вы намерены оставаться в Беллемонте, месье?
По выражению его глаз она ясно поняла, что ему все известно о тайной ярости, которая все еще бушевала у нее в груди, но он, тем не менее, улыбался, и ей показалось, что это его забавляло.
— Еще недели две, мадемуазель.
— Отлично, — весело сказала она. — Клотильда, мне хотелось бы устроить бал в честь твоего гостя.
