разрисованный фургончик, но в тот момент Чарли ничего не подумал. Он сказал остальным, что не может пойти с ними, потому что у него есть неотложное дело и ему непременно надо быть кое-где. Смиренно пожав плечами, друзья отпустили его, признав тем самым, что его проблема важнее прогулки в парке.
Из кухни дома номер девять доносилось какое-то странное, низкое жужжание. Хотя ему и не терпелось поподробнее разглядеть фотографию, Чарли опять спрятал ее в карман и заглянул в кухню. Он увидел, что все его семейство собралось вокруг кухонного стола и разглядывает большую плетеную корзину с крышкой, в какой обычно доставляли продукты. Бабушка Бон сидела возле печки, прислонившись к ней спиной.
— Взгляни-ка, Чарли, корзина Патона! — едва ли не с благоговением произнесла мама. — Ее привезли всего пять минут назад.
Крышка была уже откинута. Чарли увидел в корзине бутылку шампанского и множество коробок и коробочек со всякими экзотическими этикетками.
— Тут еще и записка.
Эми покопалась среди блестящих упаковок с орехами и банок с постукивающими замороженными фруктами, выудила карточку с золотым обрезом и передала ее дяде Патону.
— Надо же, какой вычурный почерк, — разглядывая открытку с кратким текстом, обведенным золотой рамкой, заметил дядя Патон.
Дорогой мистер Юбим, несчастная смерть немного отсрочила Ваш пятничный праздник. Надеюсь, этот случай не причинил Вам лишних неудобств. Провизия порадует сердца и поддержит традицию.
— Ужасный стиль, — заметил Чарли. — Даже я и то написал бы лучше.
— Очень остроумно, — даже не взглянув на него, бросила бабушка Бон.
— О, глядите-ка, королевские креветки! Еще не разморозились. Я положу их в морозилку, Патон? — воскликнула Мейзи.
— Мм… Оставь, пусть размораживаются. Я съем их на обед. — Дядя Патон облизнулся.
Что касается Чарли, то корзинка прибыла как раз вовремя. Мама с Мейзи, не переставая ахать, извлекали из нее очередной аккуратно завернутый лакомый кусочек. А он с чувством огромного облегчения от отсутствия расспросов, где это он шатался все утро, поднялся в свою комнату.
Едва закрыв дверь, он вытащил фотографию и сел на кровать. На снимке мальчик увидел человека, стоявшего вполоборота к камере. Несмотря на крупные хлопья снега на переднем плане, Чарли все-таки разглядел, что это Бартоломью, в шерстяной шапочке, толстой куртке и высоких шнурованных ботинках.
Чарли поднес снимок к самым глазам. Белая моль перелетела комнату и села ему на руку.
— Эту фотографию сделал мой отец. Он был там. Смотрел через видоискатель на Бартоломью Блура, а потом щелк, и вот — память на целую вечность. Так что если я туда войду и посмотрю в видоискатель с обратной стороны, то увижу отца. Поняла? Что ты об этом думаешь? — спросил он ее.
Моль села ему на запястье, и он улыбнулся, почувствовав легчайшее прикосновение крошечных лапок. От волнения у него даже задрожала рука, и моль опять взлетела. Ее блестящие крылышки трепетали теперь у кончика его указательного пальца.
— Все будет хорошо, правда?
Чарли уже слышал поскрипывание снега и чье-то дыхание. Он очень любил этот миг, когда сразу после появления звуков он обнаруживал, что вплывает в картину.
— Ну, была не была!
Мальчик почувствовал, как тело становится невесомым и его затягивает в густой туман времени. Вот он уже начал в медленном кружении приближаться к одинокой фигуре Бартоломью… и к человеку с фотоаппаратом.
Смех. Смех и добрый, и веселый. Знакомый голос? Чарли слышал хриплое кряканье Бартоломью, нет, это был совсем другой, раскатистый смех.
— Хватит, Лайелл! Слишком густой снег. Никто не ответил.
— Ты уронишь камеру. И надень перчатки, а то отморозишь пальцы!
В ответ смех.
Интересно, видел ли Бартоломью его лицо в такой плотной снежной пелене? Когда Чарли
Сильный порыв ветра швырнул снег мальчику прямо в глаза. Он попытался их протереть, но пальцы окоченели от холода.
— Бартоломью! — позвал он.
Но Бартоломью, не слышавший его, резко повернулся и пошел в другую сторону.
— Пойдем, Лайелл! Хватит фотографировать! — крикнул Бартоломью на ходу.
Вот теперь Чарли повернется. Сейчас, сейчас он, конечно, увидит человека с фотоаппаратом.
Он повернулся.
И увидел человека в куртке с отороченным мехом капюшоном. Человек прятал подбородок в воротнике, а остальную часть лица закрывала камера.
— Лайелл! Скоро начнет темнеть. Надо возвращаться, — опять крикнул Бартоломью.
И опять тот же мягкий смех.
— Иду.
Чей это голос? Знакомый? Камеру опустили и убрали в карман. Капюшон поправили, надвинув его на глаза. Потом, склонив голову, натянули перчатки.
— Папа, — закричал Чарли. — Папа!
Человек шел прямо на него, но прошел мимо, согнувшись чуть ли не пополам в борьбе со встречным ветром.
— Папа!
Чарли протянул руку и схватил только горсть снега.
Человек поднял лицо к небу, будто сквозь метель услышал его голос. Капюшон свалился на спину, и Чарли вроде бы увидел лицо, но очень неясно, расплывчато, как будто за заиндевевшим окном. А потом и вовсе все пропало за стеной снега.
— Подожди! — хотел крикнуть Чарли, но, когда открыл рот, с губ сорвались только крошечные льдинки и с тоненьким звоном упали в снег. У Чарли было такое ощущение, будто грудь ему пронзили ножами. — Куда же мне идти? — прохрипел он.
Но совершенно замерзший Чарли никак не мог сообразить, что же делать дальше.
Чарли подумал, что так можно и умереть от холода. Но говорят, это лучший способ уйти. Он закрыл глаза. В темноте все было мирно и спокойно. Скоро он заснет.
Что-то ударило Чарли по руке. Мальчик попытался отмахнуться. Но это «что-то» отчаянно цеплялось за его пальцы, ползало по лицу, дергало за волосы, пощипывало подбородок.
— Дай поспать, — промычал Чарли.
Снег укутывал его уютным теплом.
Чарли почувствовал, что его поднимают. Его кружит по воздуху, становится все теплее, теплее, теплее… и он открыл глаза!
Чарли лежал на постели, а над ним кружилась моль, и крылышки у нее отливали серебром ярче, чем когда-либо.
— Это ты сделала? — недоверчиво спросил он. — Вернула меня сюда?
Моль села ему на руку. Конечно, голоса никакого не было, но они очень хорошо понимали друг друга, и он услышал:
Чарли сел на кровати.
