нет, природой.
– Почему же не богами?
– Природой, только природой! Богов нет. Их выдумали люди. Я понял это за пятнадцать лет странствий… Я шел туда, чтобы укрепиться в божественном, но убедился в обратном.
– Что ты, что ты! – Иоанн замахал руками. Тени от его рук зловеще летали по стенам.
– Да, у меня больше нет сомнений, Иоанн, брат мой. И я собираюсь здесь говорить людям правду о Вселенной, собираюсь раскрыть им глаза.
– Нет, так делать нельзя. – Иоанн взял Рови за руку, посмотрел ему в глаза, нахмурился. – Тебя схватят. Посадят в яму, как меня… Да и люди тебя не поймут. Они уже ждут прихода нового Божественного человека, нового Спасителя, мешиаха… И я тут многое сделал, многое подготовил: я проповедовал им, я крестил их священным знаком креста – знаком мешиаха. Вот так, как крещу сейчас тебя… И они верили мне… Но Спаситель-то не является. Меня сочли обманщиком, побили… Вот я и скрываюсь.
Он внезапно замолчал, пристально вглядываясь в лицо Рови. Они сидели друг против друга, светильник был между ними. Лица выглядели таинственно и страшно.
Иоанн не выпускал руки брата. Вдруг он сильно сжал ее и прошептал:
– Мне нужно тебе многое сказать. Давай встретимся завтра на рассвете. Уйдем из города, поговорим вдали от людей. Одни между небом и землей. Давай?.. А сейчас я ухожу.
Он резко поднялся и быстро вышел. Огонек светильника качнулся и погас. «Что пришло в голову этому странному человеку?» – подумал Рови. Он решил не зажигать светильник, побыть в полной темноте. Он размышлял о том впечатлении, какое произвел на него двоюродный брат – человек вполне обычной внешности и в то же время не такой, как многие. Но до Рови уже дошли рассказы о проповеднике почти разбойничьего облика, с дьявольской какой-то убежденностью предсказывавшем явление Спасителя. Во всяком случае, думал Рови, в нем определенно присутствует огромная внутренняя сила. Он на себе только что почувствовал силу его воли, когда молча, ничего не спрашивая, согласился на завтрашнюю встречу поутру за городскими воротами.
Сон не шел к нему, как ни старался он уснуть, отыскивая на жестком ложе удобное телу положение… «Да еще этот фанатичный взгляд темных глаз Иоанна, – продолжал он думать о брате. – Никак не отвязаться от их проникающего огня. А не дьявол ли Иоанн в человеческом обличье?» И тут же Рови, младший, устыдился своей нелепой мысли о старшем, Иоанне…
Под утро он все же ненадолго заснул. Проснувшись, увидел на столе миску с кислым козьим молоком. Значит, мать заходила к нему. Наверное, долго рассматривала его, спящего. Так делают все матери. Его тут же кольнула острая жалость к матери. «Бедная матушка», – подумал он. Да, сколько горя причинил он ей своим отсутствием. И как стойко она перенесла разлуку. Ах, зачем он оставил родной дом? Нужно ли это было ему?.. Ну хорошо, тогда он был еще мал, не мог, не умел понять родительских чувств, видел только себя. Но ведь, став старше, мог вернуться поскорее. Все было в его силах…
Рови вздохнул: «Теперь мне остается только раскаиваться. Таков мой удел. Если за проступком, за грехом следует раскаяние, это правильно. Не раскаявшийся в дурном деянии гибнет. Раскаяние – это и есть спасение… собственной совести».
Рови быстро собрался и, уверенный, что его никто не видит, потихоньку вышел из дому. Но мать была начеку. И она отправилась следом. Рови никогда не оглядывался по пути, всегда смотрел только вперед. Такая уж у него была привычка. Так что Нехама незаметно проследила за сыном до места его встречи с Иоанном.
Отойдя на приличное расстояние от города, Рови присел на камень. Нехама спряталась поблизости в кустарнике. И очень вовремя. К условленному месту уже спешил Иоанн, закутанный в плащ.
– Мир вашему дому, Рови, – едва слышно произнес он, подходя. Братья приобнялись, троекратно прикоснулись щека к щеке, уселись друг против друга на камнях. Рови молчал. Не хотел первым начинать разговор. Да и о чем говорить? С годами он сделался немногословен. Слово веско, когда кратко. Да и не он же предложил встретиться и потолковать.
Иоанн тоже молчал. Нехама теряла терпение. Хотелось ей подтолкнуть молчальников, поторопить с разговором, ради которого она так рисковала. Да и старый муж Ровоам может ее хватиться. Ей надо быть дома, а эти двое все молчат. Правда, тут же подумала она, по утрам старик обычно крепко спит, намаявшись за ночь бессонницей. Но кто знает, что придет ему в голову сегодня?
Ну наконец-то! Послышался голос Иоанна. Он начал негромко, но утренний ветерок дул как раз в сторону кустов, и Нехаме не пришлось напрягать слух.
– …ты вчера сказал, Рови, что разуверился в Божественном…
Рови отвечал:
– Искал я истоки, происхождение всего сущего. Искал в Боге. И понял: мироздание бесконечно, непостижимо. Чем больше мы открываем истин, тем дальше мы от овладения окончательной истиной.
– Но это и есть Бог, Рови, брат мой! И пути Господни неисповедимы.
Рови вдруг вспылил:
– Что значит неисповедимы?! – И сам же отвечал: – Это значит, что люди останавливаются в поисках истины. Труд поиска труден, это верно. Он скоро надоедает. И вот люди махнут рукой и скажут то, что сказал ты: «Ах, пути Господни неисповедимы». Как же иначе? Да ведь так проще – все свалить на Бога, которого они когда-то сами и выдумали… чтобы впредь им всегда было легче давать объяснения всему непонятному. Мы с тобой, Иоанн, учились у старых и мудрых учителей. Помнишь греческих богов? Они будто бы обитают на Олимпе. Это тоже высокая гора, как и Синай, где живет будто бы и наш с тобой Бог… Там, на вершине Олимпа, тоже всегда хмурятся тучи, сверкают молнии, гремит гром. Иногда оттуда идет поток лавы и сжигает землю окрест. Вот эллины и решили, что там живет их Зевс-Громовержец, да и все остальные – кто огонь высекает, кто железо кует, кто камни ворочает, кто рожает этим же богам детей, поощряет мужество героев. Много их там. Тесно им там, наверное. И хоть кто бы из людей раз поднялся на этот Олимп и, вернувшись, смело сказал, что там никаких богов нет… Боятся все…. А если бы и нашелся смельчак, ему не поверили бы. А может быть, и убили бы его… А какой внешний облик придали люди своим богам? Да такой же, как у них самих, – человеческий… – Рови глубоко вздохнул и продолжал: – Дальше… У нас, иудеев, в отличие от эллинов, Бог – один-одинешенек. Он все вершит сам. Он все может, все знает. И его не видно. И еще нельзя называть его по имени… Правильно, говорю я, как же называть то, чего не видно?.. Да, друг мой, все это тайны, которые пуще ока своего охраняют священники. На самом-то деле ничего нет. Пусто… Вот, например, пророк наш Моше Рабейну очень хорошо знал, что ничего нет на горе Синай, кроме туч, грохота вулкана, время от времени изрыгающего лаву, камни и пепел. Моше Рабейну, мудрый, сделал из всего этого такую тайну, напустил такого туману! И все для того, чтобы обуздать дикое свое племя, которое вело себя подобно скотам. Чтобы стадо превратить в народ, нужна тайна.
– А заповеди Моше Рабейну? – спросил изумленный речами брата Иоанн.
– Он был мудрейший человек, знавший жизнь. Сам он и высказал эти десять заповедей, он выстрадал их и внушал их людям будто бы от имени Бога. И был прав. Народу не нужна правда, ему нужны туман, тайна…
Иоанн качал головой, будто отвергая сказанное братом:
– Какой же ты стал, Рови…
– Ты ведь меня не знал ранее, Иоанн. Зачем же говоришь «стал»?
– А ты не боишься ходить по свету с такими мыслями?.. И обо всем том, что я услышал от тебя, и собирался ты говорить с людьми?
– Об этом, – кивнул Рови.
– Они тебе не поверят, не поймут тебя.
– Да, они не верят правде, к сожалению. Верят вымыслу. Там, в Индии, тоже было так… Но я намерен все-таки раскрывать людям глаза.
– Захотят ли они твоей правды?.. Тебя схватят и казнят.
– Все равно я буду учить людей праведной жизни. Заповеди Моше Рабейну буду внушать как мои собственные. Эти заповеди верны. Не от имени Бога буду внушать их, а от имени человеческого разума, от имени опыта жизни… Послушай-ка, Иоанн, наука уже многое узнала о природе, объяснила явления… ну, скажем, небесные. И нет теперь места на небе богам или ангелам. Многие люди уже понимают это. Стыдно, знаешь, в наше-то время верить небылицам и учить им детей наших. Стыдно и смешно…
