Гениальный человек невыносим, если не обладает при этом, по крайней мере, ещё двумя качествами: чувством благодарности и чистоплотностью.
Степень и характер сексуальности человека достигают высочайших вершин его духа.
В мирной обстановке человек воинственный нападает на самого себя.
Своими принципами мы пытаемся угнетать наши привычки, либо оправдать, либо почтить, либо обругать или скрыть их; очень вероятно, что два человека с одинаковыми принципами желают достичь принципиально разного.
Презирающий самого себя при этом всё же чтит себя как человека презирающего.
Душа, знающая, что её любят, но сама не любящая, выказывает всю муть, осевшую на её дне: самое низкое в ней всплывает наверх.
Разъяснившаяся вещь перестаёт интересовать нас. — Что имел в виду тот бог, который давал совет: «познай самого себя»! Может быть, это значило: «перестань интересоваться собою, стань объективным»! — А Сократ? — А «человек науки»?
Ужасно умереть в море от жажды. Зачем же так солить свою истину, чтобы она никогда более не утоляла жажды?
«Сострадание ко всем» было бы суровостью и тиранией по отношению к тебе, сударь мой, сосед!
Женщина научается ненавидеть в той мере, в какой она разучивается очаровывать.
Одинаковые аффекты у мужчины и женщины всё-таки различаются по своему темпу — поэтому мужчина и женщина не перестают не понимать друг друга.
У самих женщин в глубине всякого личного тщеславия всегда таится безличное презрение — презрение к «бабе».
Очень умным людям начинают не доверять, если видят их повергнутыми в смущение.
Ужасные переживания жизни позволяют угадать, не ужасен ли тот, кто их переживает.
Тяжёлые, угрюмые люди становятся легче именно от того, что отягощает других, от любви и ненависти, и на время всплывают к своей поверхности.
Такой холодный, такой ледяной, что об него обжигают пальцы! Всякая рука содрогается, прикоснувшись к нему! — Именно поэтому некоторые считают его раскалённым.
Кому не приходилось хотя бы однажды жертвовать самим собою за свою добрую репутацию?
В снисходительности к людям нет ненависти, но именно потому — слишком много презрения.
Зрелость мужчины — это новое обретение той серьёзности в игре, которая была у ребёнка.
Стыдиться своей безнравственности — это одна из ступеней той лестницы, на вершине которой стыдятся и своей нравственности.
С жизнью нужно расставаться, как Одиссей с Навсикаей, — скорее благословляющим, чем влюблённым.
Как? Великий человек? — А я всё ещё вижу лишь актёра его собственного идеала.
Если дрессировать свою совесть, она будет целовать нас, — и когда кусает.
Разочарованный говорит: «Я слушал эхо, а услышал лишь похвалу».
Наедине с собою мы представляем себе всех устроенными проще, чем мы сами: таким вот образом мы отдыхаем от наших ближних.
В наше время познающему, пожалуй, легко почувствовать себя богом, воплотившимся в звере.
То, что любящему ответили взаимностью, вообще-то должно бы его отрезвить относительно любимого существа. «Как? Прямо-таки любить тебя — не слишком ли скромно с его стороны? Или даже глупо? Или — или —».
Не человеколюбие, а бессилие их человеколюбия мешает нынешним христианам предавать нас сожжению.
Вольнодумцу, этому «праведнику познания», ещё меньше по вкусу (претит
С помощью музыки страсти сами услаждают себя.
Закрывать уши даже перед основательнейшим контраргументом, коль скоро решение уже принято — это признак сильного характера. Словом, то и дело проявляющаяся воля к глупости.
Нет никаких моральных феноменов, а только моральное истолкование феноменов...
Преступник зачастую не дорос до своего деяния — он умаляет и порочит его.
Адвокаты преступника редко бывают настолько артистами, чтобы всю прелесть ужаса деяния обратить в пользу его виновника.
