в то же время самим своим существованием, и разномастным светом, который испускало сквозь четыре окна, будто говорило: не приближайся, не подходи, не смотри, потому что если увидишь – все может очень измениться.
Септанта зажмурился и мотнул головой. Открыв глаза, шагнул вперед, нагибаясь, чтобы посмотреть в окошко, – и тут сзади донесся стук.
Почти обрадованный, он бросился к краю площадки.
Птица с оседлавшим ее Кучеком стремительно взлетала, и Эльхант закричал, размахивая руками, глядя при этом на длинное иссиня-черное тело с загнутым подковой остроконечным хвостом. Пощелкивая клешнями, постукивая и похрустывая, оно ползло от балкона по наклонной стене. Четыре пары ног, казавшихся сверху короткими трубками, соединенными суставами-шариками, шевелились, приподнимаясь и опускаясь. Большой черный скорпион надвигался – но крылатая машина летела быстрей. У вершины она повернула по широкой дуге, в той же плоскости, которую занимала треугольная площадка. Неразборчивый скрип Кучека достиг ушей Септанты.
– Да! – выкрикнул он. – Сюда, по кругу!
Различив мельтешение далеко слева, Эльхант оглянулся. С той стороны, где, по словам беглого раба, на краю Верхнего мира находился порт, летели вогнутые чечевицы лодочек, и косые паруса серебрились в свете звезд.
Громкий щелчок раздался прямо под ногами, он шагнул назад. Клешня скорпиона выпячивалась над краем. Летун приближался сбоку, двигаясь теперь по прямой, чуть выше площадки и в шаге от нее. Машина немного замедлила скорость, Кучек свесился набок. Над гранитом вознеслись две клешни, показалась грудина, украшенная розовыми складками, будто широкими петушиными гребнями. Эльхант отскочил, почти прижавшись спиной к постройке, – льющийся изнутри свет омыл ноги и поясницу. Пригнувшись, вытянув руки – одну, с растопыренными пальцами, наискось вверх, вторую, сжимающую меч, вперед, – он побежал к краю. Клешня дернулась, клацнула, но промахнулась. Скорпион начал изгибаться, вползая на площадку. Клинок вонзился во что-то мягкое, а потом запястье поднятой руки дернуло: голем ухватил его. Нос летуна ударил по клешням. Меч выдернулся из тела, ступни Эльханта проволокло по камням, и он повис, качаясь.
– Подними меня!
Вскоре агач лежал на животе поперек седла, ноги свешивались с одной стороны, а голова с другой. Он поглядел назад. Над облаками плыл оплавленный блин тусклого серебра, из центра которого торчал будто широкий трехгранный наконечник арбалетного болта. Самый конец его был сколот, там крестом горели четыре узкие полоски разных цветов. На одной из сторон Пирамиды кренился, заваливаясь спиной назад, дергая крошечными клешнями, суча ножками-палочками, черный малютка-скорпион. Эльхант наконец смог сесть, локтем задев рулевую подкову – летун качнулся, изменил направление, и то, как арахнид падает, скользя все быстрее вдоль стены, как он врезается в узкую полоску балкона, агач не увидел.
Кучек сказал:
– Не мог опуститься. Много человечков. У ворот, стали копья бросать. Взлетел, потом вниз, опять вверх. Ты добыл что хотел? Кучек три раза себя терял.
– Терял себя? – переспросил агач, оборачиваясь. Глаза-дыры глядели на него. Глиняная рука поднялась, показала на паутину во лбу.
– Ясно. Ты починил летун? Все сделал?
– Сделал. Кучек умеет.
– А тот раб?..
– Много шума в порту. Драка, огонь. Все горело. Кучек в крайней мастерской… раздавил людишек, что охраняли. Сделал летун – уже вечер. Сразу полетел. Теперь?..
– Теперь назад, – сказал Эльхант. – Летим в сторону Воздуха.
Атланс вынырнул из океана плоским комком плесневелой земли, всплыл, расплескав во все стороны белые хлопья прибоя. Солнце давно взошло, но небо затянула легкая серо-голубая пелена.
Эльхант должен был смертельно устать, обессилеть после ночных событий, но жемчужины поддерживали его. Он ощущал себя миром, еще более бескрайним, чем тот, что стелился внизу, он стал тремя стихиями: жар был бесконечными водами, и хлад – небом над ними, и материя –
Атланс увеличился, скрыв бо льшую часть горизонта. Плесень накрывала мир деревьев – весь, от края до края. Из нее вздымалась Гора. И над Горой виднелось что-то еще, огромное, но едва различимое: мощный ствол и раскинувшаяся крона, все это призрачное, неявное – как радуги над мирами гномов, северян и солов.
Выглянув из-за покрытого трещинами стеклянного колпака, Септанта шевельнул рулевую подкову, направляя машину к центру Атланса.
Теперь они летели над осклизлым туманом, состоящим из ленивых толстых потоков, ручьев, рек зеленого, напоминающих сверху огромных вялых червей. Накрытая колпаком снега, Гора Мира приближалась. У подножия плесень загибалась, будто грязная и влажная потрепанная ткань, которую снизу пробили тупым наконечником – им и была Гора. Эльхант увидел шрам длинной долины, глубоко прорезавшей снег, различил движение в ее конце и вновь взялся за подкову. А потом Кучек сказал:
– Много их.
Машина подлетала к долине, постепенно снижаясь. Агач отклонился в сторону, выглядывая из-за покатого бока летуна: головы, покрытые кожей, шерстью или костяные, целое море голов плескалось на склоне. Войско мракобестий шло вверх.
Летун опустился еще ниже. По сторонам начался снег. Скорость уменьшилась, теперь машина двигалась над наклонной долиной. Узкая в нижней части, дальше она расширялась, напоминая каменный мешок. По склону справа, крутому, но не отвесному, сбегали три водопада – внизу они загибались, сливаясь в один поток, в небольшую речку. Левый склон был вертикальной каменной стеной; лишь едва различимый с высоты карниз вел от середины долины, постепенно взбираясь все выше, и заканчивался каменной площадкой. Большую ее часть скрывала груда камней и земли, в которой копошились крошечные фигурки, а на краю стояли трое, и среди них один – почти прозрачный. Под площадкой с трудом можно было различить
