ему наших предков не сожрали кристаллоеды – это теперь они стали домашними и послушными, но тогда… Гарб вместе с Диком-Путешественником командовали нашей войной против кротов-оборотней, которые нападали, пока мы не смогли навсегда отвадить их от наших границ. Он заложил первую шахту, где добывали кристаллуголь. И вот под ней-то, пройдя через боковую штольню и попав в глубинный лабиринт, отважный Дик-Путешественник нашел Круг. Но он не стал брать его и оставил где тот и был. И все то время, пока мы жили здесь, некое…
– А мертвоживые? – перебил Эльхант.
– О них я и говорю. Все то время, что мы жили здесь, неподалеку обитало другое племя. Вроде и рядом – и будто в ином мире. Мы редко сталкивались, потому что гномы и мракобестии не интересовали друг друга. Иногда зомби забредал в наш город, иногда появлялся безумный жмых… Сначала их было немного, но чем дальше – тем все больше и больше. И вот теперь они напали.
– Покиньте эти места, – предложил Септанта. – Жить так близко от мертвоживых… Хотя нет, теперь-то и на поверхности покоя вам не будет. Где этот Дик? Я хочу поговорить с ним.
– Расспросить про обруч?
– Да. Мракобестии враги и вам и нам. Если Лучшая Песня прав, и Око – единственное, что может спасти нас, то его надо найти. Пусть даже Драэлнор и не знает точно, как именно оно может помочь.
– Сейчас отважный Дик спит, – ответил гном. – А утром мы попытаемся расспросить старика… но не надейся на многое.
Ему дали меховое одеяло и уложили в мастерской, за перегородкой. Там оказалась небольшая кухня с печкой, где вместо дров ярко тлели серебристые камни.
– Кристаллуголь, – пояснил Джард. – Он же горит в наших повозках и своей силой вращает колеса.
Расстелив плащ, Септанта лег, укрылся одеялом, заснул, – и проснулся оттого, что тусклый, медленно разгорающийся свет полился сквозь узкое окошко над ним.
В мастерской было тихо. Встав у окна, Эльхант надолго замер, разглядывая лес черных деревьев. Серая хмарь заполняла исполинскую пещеру: под стенами и в вышине залегла темень, но возле леса ее вытеснила холодная рассветная дымка. Мерцание расползалось от деревьев, соскальзывая с ветвей и стволов, текло во все стороны, собираясь сначала большими комьями, а после – стогами света, которые тащились дальше, на ходу увеличиваясь, потому что сзади в них вливались новые потоки. Клубы набухали, и вот один, находившийся уже в трех дюжинах шагов от леса и достигший размеров большого дома, оторвался от камней. Он взлетел, медленно покачиваясь, за ним потянулись волокна, будто липкие жгуты, – и порвались, извиваясь, как танцующие змеи, опустились назад, чтобы влиться в новый стог. В тишине световое облако бесшумно воспарило к своду и там расплылось медузой. Края разрослись, толстые завитки и щупальца сияния вытянулись в разные стороны, сливаясь с теми, что протянулись от второго поднявшегося облака, – а внизу округлые белые стога уже поднимались один за другим. Пухлый слой, подобно густой пене, затянул свод, все новые клубы вливались в него, и он утолщался, нижняя волнующаяся граница опускалась: вот она преодолела треть расстояния до пола, вот половину, вот достигла плоских крыш, накрыла их и пошла дальше… Септанта шагнул назад, когда свет через щели и окна полился в мастерскую. Несколько мгновений агач стоял, головой погруженный в мерцание, видя нижнюю границу и свое тело все еще в сумерках, а после свет опустился до пола: наступил новый подземный день.
Глава 3
В железном блюде на столе лежали кусок жареного мяса и сморщенная зеленая луковица неизвестного Эльханту растения, рядом стояли чашка и кувшин. Септанта съел немного мяса, запивая вином – это оказался все тот же перебродивший сок крыжовника, – осторожно откусил от луковицы, затем сжевал ее всю. Обувшись, накинув плащ и захватив меч с ножом, вышел из-за перегородки.
Повозка стояла посреди мастерской – теперь на всех четырех колесах. Печка рядом с котлом была разобрана, закопченная железная стенка лежала на полу возле холстины с инструментами. Поправляя ремень ножа на плече, агач вышел наружу. К нему неторопливо приближался мудрый старейшина Джард, облаченный в длинные, достигающие груди штаны на двух перехлестнутых через плечи полосках материи и меховую куртку, с круглой шапочкой на седых волосах. Мех был необычным, поблескивал тусклым серебром, а когда гном поворачивался, тихо звенел, – будто на стол падала пригоршня тонких иголок.
– Мы идем к вашему Путешественнику, – напомнил Эльхант вместо приветствия.
Джард усмехнулся в усы, развернулся и пошел в обратном направлении.
– Кем был тот, кто прибыл сюда вместе с вами и привез Око? – спросил Эльхант, поравнявшись с гномом и приноравливаясь к его шагам. – Ты сказал – человек. Люди. Я слышал эти слова от Лучшей Песни, но…
Гном махнул рукой.
– Внешне они, почти как вы.
– А где живут?
– В ином мире. Мы не ведаем. Это знали наши деды, хотя… Они так и не смогли описать нам путь, которым прибыли сюда. Почему тебя интересует это, Эльхант Гай?
– Потому что Око – это глаз Мадреда Вечного, отца мира. Из него Вечный сделал Кольцо, которое надел на свой палец. Потом Артар оторвал его, Кольцо взлетело и обернулось Солнцем… И все же я ищу его под землей. Драэлнор объяснял так: представь тяжелую, напитавшуюся водой корягу, что плывет по реке. Она погрузилась почти целиком, лишь конец одной из веток торчит над поверхностью. Для того, кто живет в реке, для рыбы или сизого плавунца, коряга представляется по-своему: он видит большой темный ствол. Для меня, если я стану на берегу, будет иначе: ствола я не увижу, хотя, возможно, и пойму, что внизу что- то есть. Но увижу лишь торчащий из воды конец ветки. Мы с плавунцом увидим одно и то же, но иначе. Око – ветка, Солнце – коряга…
– Этот твой Драэлнор мудр, – хмыкнул гном. – Любопытно было бы побеседовать с ним…
– Возможно, вы еще встретитесь. Так кто такой большой человек Октон? Быть может, он – Артар? Ну а этот, который преследовал его, – Мадред? Вечные… – Эльхант замолчал, вспоминая слова оллама. – Они могут принимать любые обличья, являться смертным в каком угодно виде. Драэлнор назвал все это взволнованным бредом друидов, но…
– Я не слышал ничего про Артара и Мадреда. Коряга и ветка… не знаю. Для вас золотой круг – Око, для нас Око – круг или обруч… И даже не для нас, не для гномов. Оно – из мира людей. А большой Октон был
