— Я даже могу, пожалуй, утверждать это, Жак!.. Постой… вот какую подробность я вспоминаю: у полковника Кермора был процесс с родственниками его жены, процесс, который полковник выиграл в реннском суде после того, как он его проиграл в нантском суде первой инстанции… Да… да… я вспоминаю все это… Пять или шесть лет спустя госпожа Кермор, которая была креолкой с острова Мартиника, погибла во время кораблекрушения при возвращении в колонию из Франции… погибла вместе со своей единственной дочерью… Это было ужасным ударом для полковника… После продолжительной болезни, убитый горем, без семьи — так как он потерял самое для него драгоценное в жизни: жену и ребенка, — он подал в отставку… Через некоторое время распространился слух, что он покинул Францию. Кажется, никто так и не знал, в какие страны он отправился, пока не пришло это его последнее письмо из Сан-Фернандо к одному из его друзей… Да… это именно так, и я удивляюсь, что память мне изменила в этом. Если мы расспросим по этому поводу сержанта Мартьяля и молодого Кермора, я уверен, они подтвердят все, мною сказанное.
— Не будем их расспрашивать, — ответил Жак Хелло. — Это их частное дело, и было бы неделикатностью с нашей стороны вмешиваться в него.
— Пусть так, Жак, но ты видишь, я был прав, предполагая, что сержант Мартьяль не мог быть дядей Жана Кермора, так как полковник Кермор после потери жены и дочери не имел никого из близких родственников…
Жак Хелло, скрестив руки и наклонив голову, размышлял над тем, что сообщил ему его товарищ. Не ошибался ли последний?.. Нет! Он жил в Ренне, когда там шел процесс полковника Кермора, и факты эти были подтверждены на суде…
Тогда ему пришла в голову естественная мысль, которая пришла бы и всякому другому:
— Если сержант Мартьяль не родственник, то тем более не может быть сыном полковника Кермора Жан, так как у полковника никогда не было других детей, кроме единственной дочери, а она погибла еще маленькой…
— Это очевидно, — заявил Герман Патерн, — невозможно, чтобы этот мальчик был сыном полковника…
— А между тем… он называет себя его сыном, — заметил Жак Хелло.
Очевидно, тут было что-то темное, даже таинственное. Можно было предположить, чтобы этот юноша оказался жертвой ошибки, — ошибки, которая могла бы заставить его предпринять такое опасное путешествие? Конечно, нет! Сержант Мартьяль и его предполагаемый племянник должны были, поскольку это касалось вопроса о связи, соединяющей Жана с полковником Кермором, опираться на какой-нибудь факт, прямо противоположный тому, что сообщил Герман Патерн. В итоге интерес, который возбудил в Жаке Хелло юноша, только усилился вследствие этой таинственности.
Оба друга продолжали свою беседу все на ту же тему до того времени, когда около одиннадцати часов Мигуэль и Фелипе, оставив спать свирепого чемпиона Гуавьяре, вышли сменить их на часах.
— Вы ничего не видели подозрительного? — спросил Мигуэль, стоя на корме «Марипара».
— Решительно ничего, — ответил Жак Хелло. — И берега, и сама река спокойны… Очень возможно, что и ваша смена пройдет так же спокойно, как наша.
— В таком случае спокойной ночи! — ответил Фелипе, пожимая им через борт руки.
Мигуэль и его товарищ беседовали в течение тех часов, в которые им была доверена стража, но эта беседа не имела никакого отношения к той, которую вели между собой Жак Хелло и Герман Патерн. Конечно, Фелипе должен был воспользоваться отсутствием Варинаса, чтобы напасть на него всей силой своих аргументов, и, вероятно, Мигуэль слушал его со своей обычной вежливостью.
Во всяком случае, ничего не случилось особенного в их дежурство, и в два часа ночи они вернулись в каюту «Марипара», в то самое время, когда сержант Мартьяль вышел сменить их.
Сержант Мартьяль уселся на корме пироги, положив около себя карабин, и задумался. Никогда еще он не испытывал такого беспокойства — не за себя, а за этого дорогого ему ребенка, который спал под плетенкой. Сержант припоминал все подробности предпринятого Жаном путешествия, на которое он должен был согласиться, отъезд из Европы, переезд через Атлантический океан, различные приключения со времени отъезда из Боливара… Куда заведет их случай? До каких пор будут продолжаться их поиски? Какие сведения получат они в Сан-Фернандо? В каком городке отдаленной территории оканчивает полковник Кермор свои дни, такие счастливые когда-то и так быстро разбитые этой ужасной катастрофой?..
Каким только опасностям не будет подвергнуто в поисках полковника единственное существо, которое осталось у него на свете?..
И потом, все шло до сих пор совсем не так, как того хотел сержант Мартьяль… Он хотел совершить это путешествие так, чтобы не встретить в пути ни одного иностранца. А между тем «Марипар» и «Галлинетта» плыли вместе. Ее пассажиры сблизились с его племянником. Да и могло ли быть иначе между людьми, которые путешествуют в одних и тех же условиях?.. Во-вторых, — и это, может быть, было самым важным в его глазах по причинам, ему одному известным, — несчастный случай заставил их встретить этих двух французов… Как мог он помешать возникновению близких отношений между соотечественниками, тем более что цель которую преследовал Жан, усиливала интерес к нему и вызывала предложение услуг, от которых невозможно было отказаться… В довершение всего это были бретонцы, из той же Бретани, что и Жан с сержантом. Поистине, случайность удивительно нескромна и слишком охотно вмешивается в дела, которые ее совсем не касаются!..
В это время на восточной стороне тишина нарушилась каким-то легким, ритмичным шумом, который мало-помалу стал усиливаться.
Погруженный в свои мысли, сержант Мартьяль не слышал этого, правда слабого, шума. Он не заметил также четырех небольших лодок, которые спускались по течению Меты вдоль правого берега.
На лодках сидели около 20 квивасов, и они находились от пирог на расстоянии не больше 200 метров. Если бы пассажиры были застигнуты во время сна, то их зарезали бы раньше, чем они успели подумать о самозащите, так как сержант Мартьяль, занятый своими мыслями, ничего не видел и ничего не слышал…
Когда лодки индейцев и фальки находились друг от друга на расстоянии 60 шагов, раздался ружейный выстрел. И почти тотчас же на ближайшей из индейских лодок поднялся крик.
Этот выстрел сделал Жак Хелло. Вслед за ним раздался второй выстрел, сделанный Германом Патерном.
Было около пяти часов утра. Молодые люди только что проснулись, когда до их слуха донесся шум приближающихся лодок. Скользнув на корму «Мориши», они поняли, что нападение индейцев неизбежно, и выстрелили в них.
Тревога, произведенная этими выстрелами, в тот же миг подняла на ноги и пассажиров, и гребцов.
Мигуэль, Варинас и Фелипе с ружьями в руках выскочили из каюты «Марипара».
Жан бросился к Мартьялю, который, в свою очередь, только что выстрелил по направлению лодок и восклицал с отчаянием:
— Несчастье!.. Несчастье!.. Я позволил застать себя врасплох!
Квивасы ответили выстрелами из луков, и около 20 стрел перелетело через лодки. Некоторые из них вонзились в крышу кают, но никого не задели.
Мигуэль и его товарищи дали второй залп, и пули, лучше направленные, чем стрелы, произвели среди квивасов смятение.
— Войдите в каюту, Жан, войдите в каюту! — кричал Жак Хелло, находя бесполезным, чтобы юноша подвергал себя опасности во время этой атаки.
Новая туча стрел полетела в пироги, и одна из них ранила сержанта Мартьяля в плечо.
— Так и надо!.. Так и надо! — воскликнул он. — Я… солдат… во время караула!.. Я получил только то, чего заслужил!
Третий залп карабинов и револьверов был направлен на лодки индейцев, которые в это время несло вниз по течению мимо пирог.
Квивасы были лишены возможности захватить врасплох экипаж и пассажиров, и им оставалось только бежать. Многие из них были убиты, другие получили тяжкие ранения.
