– Вот так, – пробормотал Моссад, – вот так.
Прикрываясь корпусом «хаммера», он присел на корточки, вытащил из кармана сигареты и зажигалку – закурил. Он сделал три затяжки – дым был горьким. Он затушил сигарету о колесо «хаммера», заменил магазин автомата и стал ждать… На него одобрительно смотрел мертвый Немой.
Через громкоговоритель Моссаду предложили сдаться. В обмен на жизнь. Моссад криво улыбнулся. Он не боялся смерти. Знал, что раньше или позже он погибнет. Относился к этому спокойно. Хотелось только, чтобы смерть была легкой. Остальное казалось неважным… Ему предложили сдаться, он ответил автоматной очередью. Больше ему ничего не дали сделать – снайпер прострелил ему одну руку, потом вторую. Моссаду стало тоскливо. Невероятно тоскливо. Он встал и пошел к перилам. Через слепящий электрический свет… Когда он был в трех метрах от перил, снайпер вновь выстрелил, пробил ему ногу. Моссад упал, пополз к дыре в ограждении… Что-то говорил в громкоговоритель капитан Чубаров. Моссад не разбирал слов. Он уже почти совсем ничего не понимал, но упорно полз, полз, полз к краю, к дыре, тащил кровавый след… По мосту к нему бежали бойцы спецназа. Ближайший из них был всего в пяти метрах, когда Ефим Гинзбург протолкнул тело в дыру и упал в белый туман над черной водой. Вода приняла его и понесла в Ладожское озеро.
Тела убитых террористов, их документы и телефоны отправили в Санкт-Петербург. Оперативники приступили к досмотру автобуса… Когда капитан Чубаров попытался открыть большую дорожную сумку, которую извлекли из микроавтобуса, прогремел взрыв – посмертный привет от Немого. Чубаров погиб на месте, еще двое «гестаповцев» были ранены, а антенна-усилитель разрушена на фрагменты.
«Фольксваген» группы Немого должен был прибыть в Санкт-Петербург около восьми часов утра и остановиться возле терминала, который официально называется «Восток – Запад», а неофициально – «Китайский». В столице китайцев было не так много, как в Москве, но слово «китайский» было весьма в ходу. Здесь, у въезда на терминал, один из членов экипажа должен был выйти и помочиться на левое заднее колесо. Это был «цветок в окне» – условный знак: все в порядке. В одном из грузовичков на подъезде к терминалу с вечера сидел наблюдатель, ждал.
В полдень 6– го октября истекло контрольное время прибытия группы Немого. Наблюдатель (через посредника) доложил об этом Мастеру. Мастер – также через посредника – немедленно снял наблюдателя, уничтожил телефоны, предназначенные для связи с Немым. Что произошло – неизвестно, но факт: группа Немого до города не доехала. В лучшем случае они погибли, в худшем – арестованы.
Оба варианта не отменяли операции, так как даже арестованные и допрошенные с применением пыток, члены группы смогут дать только самые общие показания: готовится покушение на Председателя… Каким способом, знает только Немой. Где и когда – не знает даже он…
Мастер позвонил Дервишу, сказал: Молчун с племянниками не приехали…
Дервиш несколько секунд молчал, потом вздохнул и сказал: пошли кого-нибудь прокатиться по маршруту.
У Мастера была напряженка с людьми. Он подумал: кого же послать? – и решил: Викторию и Бьёрна. Возможно, им удастся узнать что-то про судьбу группы Немого… Впрочем, маловероятно.
Три благополучно добравшиеся группы были размещены на квартирах, загодя снятых Мастером. Для каждой группы было снято две квартиры. Все – неподалеку от Территории Зла. Мастер завез в них запас продуктов, воды, сигарет, телефонов и прочих необходимых для жизни мелочей. Продукты были закуплены с таким расчетом, чтобы группа могла прожить на любой из квартир не менее недели.
Вечером Мастер начал объезжать конспиративные квартиры. Первый визит он нанес в квартиру, где расположилась группа, которой командовал Глеб… Мастер относился к Глебу, как к сыну. Они не виделись больше двух лет. Мастеру хотелось обнять Глеба, похлопать по спине. Он этого не сделал – считал, что такое выражение чувств неуместно и ограничился крепким рукопожатием. Мастер познакомился с бойцами, сам представился: Иванов, – после этого приступил к инструктажу. Инструктаж был короткий, посвященный в основном конспирации и способам связи, и закончился словами:
– Я попрошу вас… я настоятельно попрошу вас не выходить из дому. Все, что необходимо для жизни, здесь есть – от туалетной бумаги до обезболивающих препаратов. Я прошу вас оставаться в квартире не потому, что не доверяю. А потому, что этой операции мы придаем очень важное значение. Поэтому хотим свести к минимуму риск провала… И значит будет лучше, если до начала операции вы не будете покидать квартиру. Отдыхайте, отсыпайтесь, ждите. О времени операции вы узнаете за три часа до ее начала… Вопросы есть ко мне?
Вопросов не было. Мастер попрощался и уехал.
В следующем адресе располагалась группа, которой командовал Кот. Когда Мастер уже уходил, Кот задержал его в прихожей, спросил:
– Скажите, Немой п– приехал?
– Немой? – спросил Мастер. – Кто такой Немой?
– Ну вот что, товарищ Иванов… Мы с Немым, к– как братья. Больше, чем братья. П– понятно?
– Понятно, – ответил Мастер. – Приехал Немой.
– Н– ну, спасибо… А то что-то с-сердце не на месте.
– Нет, – ободряюще улыбнулся Мастер, – все в порядке.
Он был противен сам себе.
Последний визит в тот вечер Мастер нанес в группу Студента. Провел инструктаж. Потом, в прихожей, Студент как бы невзначай, как бы между делом, спросил о Виктории. Мастер подумал: да что ж такое-то? Что за день такой? – и хотел уже было ответить сухо, но передумал и сказал: она в командировке, Саша… А потом неожиданно для самого себя добавил: она тоже о тебе спрашивала.
Виктория и шведский журналист Бьёрн Торнстен выехали в Приозерск.
«Вольво Х90» уверенно катил по трассе. Полицейские к машине с номерами Евросоюза не цеплялись. Была на этот счет инструкция: иностранцев без крайней необходимости не трогать – они везут в страну валюту. Все полицейские знали: пожалуется иностранец – отдрючат, как сидорову козу. Так что ну его на хрен, пусть катится. А свое мы отобъем. На наших портяночниках.
Машину вела Виктория, Торнстен сидел рядом, прихлебывал иногда из фляжки. Он писал для нескольких европейских изданий и даже имел некоторую известность. Торнсен был большой, рыжий, с багровым лицом пьющего человека.
Швед был чем-то сильно обязан Дервишу и иногда помогал «Гёзам». Разумеется, слово «Гёзы» ни разу не было произнесено вслух, но было очевидно, что Торнсен понимает, с кем имеет дело.
Через три часа они подъезжали к Волхову. За блок– постом при въезде на мост стоял «хаммер» с пулеметом наверху. А за ним – коричневый микроавтобус «фольксваген». За огромной тушей «хаммера» микрик был почти не виден. Возле блок– поста стояли три автомобиля.
– Стоп, Вики, – сказал швед. – Кажется, это то, что нам надо.
– Вообще-то, там висит знак, – ответила Виктория и показала пальцем на знак «Остановка запрещена»
– Вики! Мы же пресса. Европейская пресса. Кроме того, я личный приятель господина Чердыни… Забыла?
Виктория сказала: ладно, – направила автомобиль на обочину, остановилась напротив блок– поста, включила аварийку. Через дорогу к ним направился полицейский. Швед взял фотоаппарат – дорогущий профессиональный «кэнон», вылез из машины.
– Проезжай, проезжай, – начал махать рукой полицай.
– Оґкей, оґкей, – закивал швед и стал фотографировать полицая.
– Проезжай! – закричал полицай.
– Оґкей, – ответил швед, продолжая снимать.
Виктория шагнула навстречу полицейскому, улыбнулась:
– Привет! Мы – журналисты… Что тут случилось?
– Убирайтесь отсюда немедленно!
– Господин Торнсен – очень известный европейский журналист. И личный друг господина Чердыни.
Полицай мгновенно посерьезнел. Негромко произнес:
– Уезжайте. Тут начальства полно.
