беда для семьи, когда кто-нибудь болеет. Мать все надеялась отдать его в школу, но с того дня, как отца, обвязанного, привезли с фабрики, об учении Дика разговоров в доме больше не было. Зато пришлось матери примириться с тем, что Дик стал продавать газеты.
Дик еле поспевал за матерью. Они шли по своей 12-й Нижней. С двух сторон улицы тянулись мрачные, ветхие, черные от копоти дома.
Через несколько кварталов показался дом поновее и получше других. Внизу была аптека, а у подъезда рядом виднелась большая стеклянная вывеска с золотыми буквами на черном фоне. Из золотых букв складывались слова:
— «Предупредить болезнь дешевле, чем лечить», — вслух прочитала мать среднюю строчку и посмотрела на Дика. — Да, Дик, я бы сейчас многое отдала, чтобы предупредить твое баловство со стеклом.
— Но ведь я не баловался, ма, я только хотел…
— Хорошо, хорошо, знаю. — Мать подошла к дверям и решительно нажала кнопку электрического звонка.
Дверь открыл сам доктор. Он был в белом накрахмаленном халате и такой же шапочке. Круглое лицо его сияло, как луна над снежным полем.
— А-а, миссис Гордон! А-а, молодой сэр! — произнес он так обрадованно, будто именно их ждал с нетерпением весь день. — Пожалуйста! Я вижу, с мальчиком что-то случилось?
— От этого «что-то» у меня сегодня сердце чуть не остановилось, — ответила мать. — Помните, доктор, сколько мы натерпелись с болезнью мужа? Еще и сейчас на ноги не поднялись. Так теперь новое горе — мальчик повредил глаз…
— Да-а, печально слышать, — протянул доктор и окинул взглядом старое пальто матери и видавшую виды куртку Дика. — Так вы говорите, миссис Гордон что после болезни мужа дела еще не поправились?
— Не спрашивайте! — вздохнула мать. — Вы ведь знаете, что значит болезнь для рабочего человека. Это все равно, как пожар: думаешь о спасении жизни и выскакиваешь голым.
— И мы, врачи, по-вашему, не пожарные, а грабители: под шумок с человека последнее снимаем? — засмеялся Паркер.
— Ну, зачем вы так, док… — смутилась мать.
— Не смущайтесь, не смущайтесь, миссис Гордон, — рассмеялся толстый доктор. — Вы ведь не знаете, какая разница между больными и врачами, а я знаю. Разница та, что врачи больным не всегда помогают, а больные врачам… всегда.
Острота Паркера Дику понравилась. Неплохо сказано: врачи ведь действительно никогда не проигрывают — вылечили больного или нет, деньги за лечение все равно получают.
Белый шар на тонкой шее
Паркер времени не терял. Ухмыляясь и издавая звуки, похожие на похрюкиванье, толстяк помог матери снять пальто, помог Дику освободиться от куртки и провел их в большую комнату с мягкими стульями по стенам, круглым полированным столом посередине и креслом-качалкой у окна. На столе лежали вперемежку комиксы и журналы в ярких обложках.
— Попрошу подождать, я сейчас, — сказал доктор и прошел в смежную дверь.
Дик стал перебирать комиксы. Он искал тот, о котором рассказывал Майк, про льва, убитого бриллиантовым порошком. Но этого выпуска не было. Огорченный, он отошел в угол. Там на стене висел портрет худого верзилы в зимнем спортивном костюме с хоккейной клюшкой в руках. «На кого он похож, этот долговязый?» — стал вспоминать Дик, но вспомнить не мог.
Доктор Паркер помог. Дик не заметил, как он подошел, стал рядом, ткнул похожим на сардельку пальцем в фотографию:
— Узнаёшь?
— Нет, — признался Дик.
Толстяк сделал удивленное лицо, покачал головой:
— Не может быть! Ты приглядись получше. Вон в нижней части левой ноздри сходство и сейчас осталось: это ведь я! Хо-хо-хо!..
Дик тоже рассмеялся. Ну и забавный он, доктор!
За смехом Дик не заметил, как Паркер ввел его в кабинет. Следом шла мать. Они очутились в мрачноватой, тесно заставленной комнате. Здесь все было не так, как в приемной. Никакой мягкой мебели, никаких комиксов на столе, зато много стекла, никелированного трубчатого металла и крытого белой эмалью дерева. Ближе к окну стояло сделанное из металлических труб сооружение с какими-то рычагами, педалями и зубчатыми передачами. Дик сначала подумал, что это машина, и, только присмотревшись, догадался — кресло. Так же необычно выглядел шкаф у стены. Все четыре стенки его и все полки внутри были из стекла. Если бы не множество инструментов на полках, можно было подумать, что это аквариум. В другом аквариуме, поменьше, стояли пузырьки и склянки. В белом эмалированном бачке кипела вода. Накалившиеся нити электрической плитки, на которой стоял бачок, отсвечивали в блестящем рефлекторе лампы.
В общем, попади Дик в докторский кабинет просто так, он бы здесь даром время не терял. Но сейчас его ко всем этим щипчикам, ножичкам, склянкам, банкам и рефлекторам не очень тянуло. Ничего хорошего ждать от них не приходилось.
Толкаясь толстым животом, Паркер подвел оробевшего мальчика к похожему на машину креслу и велел сесть. Дик сел. Велел снять повязку. Дик снял. Велел повернуться лицом к лампе-рефлектору. Дик повернулся.
— М-да… — сказал доктор, посмотрев на раздутый опухолью глаз Дика. — Я бы не сказал, сэр, что вы сейчас выглядите на сто тысяч долларов. Нет, нет… И чего вас только, мальчишек, на всякие шалости тянет? Стекло… ступки…
Паркер замолчал, насильно разжал веки закрытого глаза, взял со стеклянного столика щипчики с ватой. Дик заерзал в кресле, попытался отстранить толстую руку врача. — Сидеть!.. — прикрикнул Паркер. Дальше пошло такое, что лучше и не вспоминать. Всего хватало — и слез и крика…
Когда Дик опомнился от боли, отдышался, пришел в себя, первое, что он увидел, — это зеркало на стене, в котором отражался круглый белый шар, вроде головы снежной бабы. Однако туловище у снежного чучела было не такое, как положено. Белый шар держался на тоненькой, словно камышинка, шее, а от нее шли узкие плечи, одетые в синюю курточку. Коричневые пуговицы курточки, похожие на половинки футбольных мячей, показались Дику знакомыми, сама курточка тоже что-то напоминала. И вдруг его осенило: да ведь это он сам, Дик Гордон! А снежный ком на худых плечах — его почти сплошь забинтованная голова. С левой стороны темнеет маленькая щелочка. Сквозь нее-то он и смотрит на мир земной, сквозь нее-то и видит себя в зеркале.
Пока Дик с удивлением рассматривал свое изображение, до него донесся разговор доктора с матерью. Паркер говорил:
— Постарайтесь усвоить, миссис Гордон, как обстоит дело. Зрение мальчика можно отстоять, но это потребует больничного лечения. Понимаете, боль-нич-ного, — с расстановкой повторил он.
