Вечером в школе Юло бывал редко. Здесь все выглядело совсем не так, как днем: коридор — длиннее, классы — просторнее, потолки — выше. А самое главное — тишина. Удивительная, непривычная, поражающая тишина!
Из дверей учительской в коридор пробивалась полоса света. Андрус постучал, спросил: «Можно?» — и шагнул через порог. Юло — за ним. В комнате, склонившись над тетрадями, сидела учительница четвертого класса «А» Анне Райдару.
Отодвинув лампу, учительница заслонилась рукой от света, посмотрела на вошедших, приветливо улыбнулась:
— Андрус — еще понятно… Но Юло-то, Юло почему так поздно?
— Мы насчет пионерских дел, — сказал вожатый.
— Да? И, видно, что-то срочное?
— Очень срочное. Вы знаете, есть предположение, что к нам килька вернулась.
— О-о!..
Анне Райдару проучительствовала на острове два десятка лет, и ей не надо было объяснять, что означает для вихнувцев такая новость.
— Кто тебе сказал о кильке, Андрус? — спросила она.
— Густав Манг. В последнее время килька стала попадаться вместе с салакой.
— А это не случайность?
— Густав Манг считает, что нет. По его мнению, килька вернулась.
— Бригадир зря говорить не станет, — задумчиво сказала Анне Райдару и покачала седой головой. — Для нас всех будет большая радость, если его слова подтвердятся. Но чем тут могут помочь пионеры?
Андрус подробно рассказал, какой помощи от пионеров ждет правление колхоза.
— И ты считаешь, что ребят следует привлечь к этому делу? — спросила учительница.
— Конечно.
— Я тоже так считаю. А когда нужно начать?
— Надо бы завтра с утра… — Вожатый замялся. — Надо будет по цепочке оповестить ребят, собрать их сейчас.
— Не поздно ли, Андрус?
— Мы ненадолго, — стал уверять Андрус. — Соберем только тех, кто живет близко. Через десять минут ребята будут здесь, и за десять минут все решим.
— Хорошо, — сказала учительница. — Но давай условимся: на все про все даю полчаса. Через полчаса дети должны быть снова дома.
— Сделаем! — тряхнул головой Андрус. — Пошли, Юло!
8. Находка Уно
Рано утром, когда солнце еще только-только поднималось, отряд пионеров собрался на пристани. Вместе с Андрусом пришло двадцать человек. Двадцать первым был маленький Уно. Он увязался за Юло и теперь горько жалел. Хотелось спать. Было холодно и скучно. Уно представлял себе разборку рыбы совсем не так. Ему казалось, что на пристани будет стоять длинный, вроде кухонного, только во много раз больший, стол, пионеры будут стоять вокруг и перебирать рыбу. И будет шумно, и суетливо, и весело.
А тут — ни стола, ни рыбы, ни суеты, ни веселья. Пристань выглядит, как всегда. Дети стоят и ждут подхода лодок. Юло куда-то ушел, хотя мать наказывала, чтобы он присматривал за младшим братом. «Вот я скажу маме, — мстительно подумал Уно. — Мало ли что может со мной случиться! Я могу подойти к самому краю мола, могу в лодку забраться, под вагонетку подлезть. А он совсем-совсем не присматривает за мной».
Мысль о том, что Юло поплатится за свое невнимание к младшему брату, утешила Уно. Мир перестал казаться мрачным. Только ветер противный. Мальчик зябко поежился, попытался застегнуть пальто повыше, но не сумел. Вспомнив, что мать хотела помочь ему справиться с верхней, непослушной пуговицей, он снова горестно вздохнул. Всегда так: сперва кажется, что будет жарко, и споришь с матерью, а потом оказывается, что мать была права.
Тут Уно увидел отца. Бригадир спешил к причалу, куда, пыхтя, подходила моторка.
Это была первая лодка с утренним уловом. Обрадованные тем, что ожиданию пришел конец, дети побежали встречать ее на самый конец мола. Но лодка была не с салакой, для разборки которой они собрались, а с крупной рыбой.
Для любого вихнувца, как бы молод он ни был, выгрузка рыбы — картина привычная, обыденная. Но вот ведь какая странность: можно сто лет прожить у моря, а оно всегда — будто в первый раз увидел его. Можно сто раз наблюдать, как идет работа на море, и это тоже не прискучит. И ребята с интересом смотрели, как рыбаки вытаскивают наверх мокрые, скользкие ящики с массивными, точно литыми из белого металла судаками, зеленовато-серыми щуками, змеевидными угрями. Стараясь уйти от света, угри извивались и подползали друг под друга. Судаки утомленно двигали жабрами. Щуки лежали затвердевшие, неподвижные. Они более живучи, чем судаки, но, видно, их выловили первыми, потому они и уснули раньше.
Марти устоять на месте трудно. Повертевшись возле бригадира, он спросил:
— Дядя Густав, как вы думаете, среди этой рыбы не может быть кильки? Не начать ли разбирать?
Густав Манг посмотрел на выжидающе обращенную к нему веснушчатую физиономию Марти и задумался.
— Килька среди щук и судаков? — переспросил он. — Нет, среди крупных рыб ее нет, но она может быть в самой рыбе.
— Съеденная? — догадался Марти.
— Во-во! Судаки и щуки рыбью мелочь запросто глотают. И если в море появилась килька, их желудка ей не миновать. Так что верно, посмотреть стоит.
Бригадир достал из ящика большого, толстого судака и длинную, как бревно, щуку, положил рыбин на вагонетку, вынул свой нож из ножен и ловко, двумя короткими, точными движениями, раскроил рыбьи туши сверху донизу.
Судак, как можно было убедиться, позавтракал недавно салакушкой; щука оказалась расторопней: она начала свой день с того, что полакомилась салакушкой и угорьком.
Пионеры, обступившие вагонетку, разочарованно молчали. Первый подал голос Марти:
— Ни одной килечки, дядя Густав?
— Да, ни одной.
Рыбак был сдержан и спокоен, но и его лицо выражало разочарование.
Андрус, стоявший рядом, задумчиво посмотрел на бригадира.
— Рыба, кажется, на перемет ловлена? — спросил он.
— Да, на перемет.
— А где его ставили?
Лицо бригадира просветлело:
— Правильно, Андрус! В тех местах, где перемет ставили, кильке делать нечего. Там река близко, вода пресная — это не для кильки.
Марти потрогал пальцем судака, потом щуку:
— Значит, то, что в них нет килек, еще ничего не значит?
— Значит, не значит! — рассмеялся вожатый.
Вместе с ним рассмеялся бригадир, ребята, даже маленький Уно. Он не понимал, почему смеются, но ему было весело. Поднялось солнце, стало тепло, спать больше не хотелось. Оказывается, разборка рыбы
