Глава третья
Гремит барабан, горит костер, пламя выхватывает из темноты диковинную фигуру дикаря. На лбу, на носу, на щеках — черные разводы, в волосах — перья, по голой груди белой краской выведены линии ребер.
Фигура исполняет дикарский танец.
С той и другой стороны костра — два других дикаря. Помогая танцу живого скелета, они ударяют палкой о палку, отбивают такт.
А на костре, нанизанное на ве?ртел, что-то жарится.
Живой скелет пляшет вовсю. Руки сюда, руки туда, ноги как на пружинах. До того увлекся, что раз — и вертел полетел в костер. Тучи искр разлетаются во все стороны.
— Ой! — вскрикивает дикарь, барабанящий палками, и смахивает с живота горячий уголек. — Валька, черт, дотанцевался — кролика сжег.
Кидаются спасать кролика из огня.
Вытащили.
— А весело первобытные люди жили, — говорит дикарь Валька, обращаясь к дикарям Леше и Пятитонке. — Охотились, у костров сидели…
Леша не соглашается.
— Весело… Попробуй поохоться голыми руками. Через два дня с голоду помрешь.
— Но они-то не помирали?
— Они — нет. Приспособились. Даже мамонтов ловили. Поймают — полгода сыты. Шутишь, сколько мяса!
— За полгода испортится мамонт, тогда ведь холодильников не было, — усомнился Пятитонка.
— Не было, знаешь ты… А ледниковый период?
Пятитонка смущенно поскреб пятерней в затылке. Он о ледниковом периоде не подумал. «Силен Леша! В самом деле, зачем холодильники, когда всюду были ледники? Там первобытные люди и хранили мамон…» — Бег Пятитонкиных мыслей споткнулся о трудное слово. Как надо сказать: мамонтину или мамонтятину?
Спросил. Разгорелся спор. Спорили долго. Вдруг Леша спохватился: время-то уходит.
Встал, сказал, что хватит разговоры разговаривать, надо копать.
— Опять? — недовольно протянул Валька. — Пустой номер.
Работа вправду выглядела пустой. Начали с самого утра, перекопали половину пещеры — и хоть бы что. Земля и земля. Ничего интересного.
Но бросить не закончив? Ни один археолог так не поступает.
Поэтому Леша, не вдаваясь в дальнейшие объяснения, сунул лопату Вальке, другую — Пятитонке, третьей вооружился сам.
Валька, против ожидания, молча принялся за работу. Пятитонка последовал его примеру. Леша тоже.
Размеренно двигаются худые мальчишечьи руки. Мелькают лопаты. Тихо. Только Пятитонка сопит да звякает металл, натыкаясь на гальку в почве.
Настроение падало с каждой минутой. Не оставалось никаких сомнений: копай не копай, толк один. Не то что зерна доисторической кукурузы, даже кремни, которых можно было бы принять за орудия каменного века, и то перестали попадаться.
Первый сдал Валька. Сердито отставил лопату, подошел к кринке с водой, напился, сел.
Пятитонка копал, пока не уперся в стенку пещеры. Тут он смахнул пот со лба, нерешительно посмотрел на Лешу.
Оставалось невскопанным совсем немного — только клочок земли у входа.
— Ладно, садись, сам вскопаю, — сказал Леша Пятитонке.
Он нажимал на лопату, отваливал пласт, разбивал комья, всматривался в разрыхленную почву механически, для очистки совести, без интереса. Находок не будет, это ясно.
Вот и последний пласт земли поднят.
Леша выпрямился, отбросил лопату.
Все. Батикава не получилась.
Очень нехорошо было на душе у Леши. Заморочил ребятам голову, наговорил сто коробов — открытие, дескать, вклад в науку, школа гордиться будет… — и сел в лужу. Глупо!
Но ведь не из пальца же он все высосал. Не простая же это пещера. Есть наскальные рисунки, есть окаменелая кочерыжка, есть очаг.
Очаг… Лицо Леши просветлело.
— Ребята, дураки мы!
— Кто дурак, а кто умный.
Это сказал Валька. Он все еще злился. А Пятитонка посмотрел на Лешу добрыми глазами.
— Чего ты?
— Про костер-то забыли.
— Почему забыли! Я картошку положил, уже спеклась, — успокоил Пятитонка.
— Картошку!.. Вскопать забыли. Самое важное место не тронули.
Слова Леши не произвели на мальчиков никакого впечатления. Чудак тоже! Носится со своими выдумками…
Пятитонка не торопясь начал палкой выбирать обугленные картофелины. Валька, дуя, перебрасывая картофелины с ладони на ладонь, стал их чистить.
Леша не вытерпел, тоже взял горячий как огонь клубень.
— Эх вы, археологи липовые! Знал бы, не связывался.
Дружба есть дружба. Хотя ребята ни капельки не верили в Лешину затею, они не оставили его. Поев печеной картошки и повеселев, все занялись очагом.
Сгребли лопатами в сторону подернутые сизым налетом угли, убрали тысячелетней давности золу. Открылась серая, обожженная земля. Леша сказал: надо ее ломом взрыхлить. За лом взялся Пятитонка. Он его сам и притащил.
Но лом не очень понадобился. Земля под очагом оказалась не такой уж плотной. А вот горячей — да. Бедняга Пятитонка подплясывал, как карп на сковородке.
Леша сначала думал, что приятель дурит, а когда стал рядом, тоже заплясал.
Тогда решили снарядить Вальку за водой. Ключ бил совсем рядом — студеный, свежий.
Валька принес воду в Лешином прозрачном мешочке. Вылил, и вся пещера окуталась паром. Ну настоящая баня. Кто знает, может быть, древние люди как раз так парились?
Такое предположение высказал Валька, а Леша сказал, что нет, пещерные жители не знали бань, они вообще никогда не мылись, разве только не по своей воле попадали в реку или под дождь.
Валька опять позавидовал вольготной жизни первобытных людей.
Тем временем пар рассеялся, Пятитонка стал копать, и снова человеку не повезло. Только успел ковырнуть лопатой, как в тапку попал горячий комочек земли.
Пятитонка ойкнул, сел, хотел снять тапку, но тут же вскочил, будто с раскаленной плиты. От Пятитонкиной спины даже пар валил. Леша с Валькой стали рубашкой обдувать пострадавшего приятеля: жалко, еще следы зубов Кусая не зажили, а тут такая история.
Блестят начищенные землей лопаты, мелькают три пары мальчишечьих рук. Работа идет молча, дружно.
Вдруг тишину нарушает звонкий удар.
Это лопата Пятитонки на что-то наткнулась.
Пятитонка собрался копнуть глубже, но Леша подбежал, схватился за черенок.
— Тише ты, бульдозер несчастный…
