– Нет, она самоуничтожилась. Но я запомнил условия. У меня талант на такие штуки. Помогает в работе, когда приходится вспоминать формулы.
– Так как же насчет условий?
– О, да. Я могу процитировать, – рога мистера Умани поднялись, а розовые губы пожевали. – Открытка начиналась так: «Мы вновь попытались смахнуть доктора И. Хью Умани. Но, если благодаря счастливому случаю, его мозг будет перенесен в другое тело и он выживет, ему следует учесть наше предупреждение. Если он хочет, чтобы его дочь осталась в живых, эксперимент Умани необходимо свернуть. Он не должен быть завершен. Иначе девушка скончается. Болезненно. Если в течение следующего марс-периода эксперимент будет прекращен, а лаборатория уничтожена, девушке будет сохранена жизнь, хотя она будет задержана до тех пор, пока определенные планы не принесут свои плоды». Таков был ее конец.
– Какие планы?..
– Неважно, – фыркнул Умани. – Все дело в том, что я должен продолжать эксперимент. А вы должны вернуть Исму. Ее жизнь зависит от вас.
– А какая связь у Кэйна с вашей работой? – спросил я. – Исма…
Он оборвал меня, подняв копыто.
– Довольно вопросов, мистер Спейс. Варлаг ждет меня в лаборатории. Я должен скакать. Пошли, моя милая. – Он кивнул Николь. – Я тебе покажу твою квартиру.
– Увидимся позже, Сэм, – сказала Николь.
Умани подарил мне прощальную улыбку. Большие желтые зубы на черных деснах. Мне никогда не нравились улыбки жирафоглавов.
XII
– Вам не встречался Джимми?
Задав этот вопрос, я повернулся к псолицему, который был велик и космат, как банковская стена. Звали его Хам Бодин и он никогда не говорил трех слов, если можно было сказать два, и двух, если достаточно было одного.
Он сказал:
– Нет!
– Когда он был последний раз?
– Неделю назад.
– Один?
– Нет.
– Кто был с ним?
– Как обычно.
Он имел в виду ТеТе. Джимми Хорвел был слишком глуп и безобразен, чтобы иметь иную жену, чем ТеТе, бывшую Мочильницу, чьи лучшие дни (и ночи) были уже позади.
– Она, выходит, все еще болтается с ним?
– Да.
– Где?
– Трудно сказать.
Я отстегнул ему пятерку.
– А теперь легче?
Мы сидели за столом в одном из самых убогих притонов на Луне, а в таком местечке, как это, кредитки не стоит держать на виду. Вот почему я протянул ему пятерку под столом. Большая толстокожая лапа улеглась на нее, а в глазах, по-собачьи ярких, появился блеск.
– Старая Каланча, – сказал он. – Второй блок от перекрестка по черно-кратерной дороге. Можете попытаться.
– Должен, – сказал я.
Черно-кратерная дорога была вырублена в лунной поверхности в дни основания первой лунной колонии, и сейчас находилась не в лучшей форме, даже если, имея с ней дело, приходилось прибегать к посредству пескохода.
Местность была первобытной и окоченевшей. Зловонные помойки разрушенных куполопостроек и случайных биохоников – их заселяли лунорабочие в те времена, когда колония еще действовала.
Пескоход, который я арендовал, был примерно так же подготовлен к эксплуатации как и дорога. Я уже начал проклинать убогие способности этой машины, когда на виду вдруг появился богоховник Джимми, стоявший на песчаном холме.
Он был там, где и указывал Бодин – как раз через одну халупу от перекрестка. Я заметил извечный Джиммин псевдовелосипед – это означало, что он находится внутри. Вместе с ТеТе, разумеется.
Я выключил тягу и выбрался из машины.
Скалодверь богоховника была не заперта, и я не стал утруждать себя стуком. Джимми был моим старым приятелем.
Он был там, это верно. Но он был не в состоянии даже сказать «привет». Сильный запах луносока ударил мне в нос, когда я вошел.
Джимми лежал навзничь на разбитой псевдолежанке у стены – руки раскинуты, рот раскрыт, дыхание тяжелое – и что-то невнятно бормотал. Он насосался сока до поросячьего визга.
– Это еще что за пират? – спросила меня ТеТе. Она сидела за столом, перед ней стояла выпивка – этакая марсианская синеблондиночка в потертой упаковке. Упаковка имела дыры на обоих локтях. Гнев в ее глазах позволил мне понять, что она достаточно трезва для разговора.
– Если тебе это важно, сестренка, то меня зовут Спейс. – Я кивнул в сторону Джима. – Быстренько разбуди его… Влей в него землекофе. Этот парень мне нужен.
– А ну-ка, не пытайся мне приказывать, ты… – я шлепнул ее разок и она заткнулась, понимая, что, в случае чего, я могу это и повторить.
– Слышала? Пошевеливайся.
Она привела Джима в сидячее положение, чтобы разбудить, заорала на него, и видеть ее в эту минуту было не слишком-то большим удовольствием.
– Фух! Фух! Фух! – зафыркал он. – В чем дело?
Я подошел и схватил его за грудки, наполовину приподняв с кушетки.
– Проснись, Хорвел! У тебя есть то, что мне нужно, и ты собирался мне это дать! Ну же, вставай!
Я встряхнул его. Он закашлял, моргая и собирая меня в фокус.
– Сэм… Сэм, старый дружище…
– Да, – сказал я и жестко врезал ему тыльной стороной ладони, другой рукой я его в это время придерживал. – Это я, твой старый друг, пришел забрать должок.
– Тебе не повезло, Спейс, – кислым голосом произнесла ТеТе. – Джимми никому не сможет уплатить долгов. Он пуст.
– Однажды я спас этому забулдыге жизнь на Деймосе. Лохматозверь принял его за осла. Я пристрелил лохматозверя, и за это он мне должен. Но мне не нужно то, чего у него нет. Я пришел сюда не за кредитками.
– Тогда чего же тебе нужно? – она посмотрела на меня, задержав на мгновение руку с кофейником.
– Информация. – Я тряс Хорвела до тех пор, пока у него не выпучились глаза. Затем я снова его треснул. Это мало помогло. Он плюхнулся на псевдостул у стола и застыл, обхватив руками голову.
– Влей в него кофе, – сказал я. – Давай.
– Погодь две секундочки, ларсе, – лопотала ТеТе на древнем Лунном. Кофейник булькал и шипел.
– Давай, я сказал!
– Ладно, – сказала она, наклонившись над дымящимся кофейником. Она подставила чашку и наполнила ее.
Я дал эту дрянь Хорвелу, заставив его выпить все без остатка. Он закашлялся и стал плеваться, но все же проглотил.
– Еще, – велел я. – Он все еще наполовину вырублен, а я хочу, чтобы он говорил.
Мы продолжали эту возню, пожалуй, до пятой чашки. Затем я схватил его за голову и запрокинул ее.
