должен ошеломлять. — И так как Хольт только любезно улыбался, продолжала: — Вот, например, послушайте… То, что я вам расскажу, не заимствовано из книг.
Он ждал. Он говорил себе: будь начеку! Что-то ей от тебя нужно!
— Недавно выхожу я на улицу, — рассказывала она все тем же скучающим тоном, — и вижу: стоит этакий элегантный господин с большим эрдель-терьером на поводке. И представьте: собака раскорячилась среди тротуара и отправляет нужду прямо перед нашим домом. Что я делаю? Я подхожу к господину. И что я говорю ему? Я говорю: «Простите, нельзя ли задать вам вопрос?» — «Пожалуйста, я к вашим услугам!» — говорит он. А я ему самым изысканным тоном: «Почему, сударь, раз уж вы так добры, что позволили задать вам этот вопрос, почему вы позволяете вашему великолепному эрдель-терьеру гадить на тротуар, а не в сточную канаву?»
Хольт расхохотался. Гитта наблюдала за ним все с тем же неподвижным лицом.
— На элегантного господина мой вопрос подействовал ошеломляюще. Он чуть не упал на тротуар. Вот что я называю юмором. Видите, и вы смеетесь! Ну, а как вам понравится, если я просто спрошу: хорошо ли вам беседовалось в зимнем саду с Ингрид?
Хольт ждал чего-то в этом роде. Но выражение злобы на ее лице так усилилось, что он покачал головой.
— Сожалею, — сказал он, — только зря вы думали, что ваш вопрос меня ошеломит! А на ответ, вы, конечно, и не рассчитывали.
— Конечно, нет, — сказала она любезно. — Но мне известен еще более остроумный анекдот. Его я приберегу на после. А пока скажу только, что человеку свойственно ошибаться, не правда ли, господин Хольт?
Она была не так пьяна, как ему сперва показалось. Под маской холодного высокомерия чувствовалась затаенная злоба и обида. Хольт понимал, куда она метит. Он бесцеремонно встал.
— Надеюсь, вам удастся донести ваш анекдот по адресу, — сказал он. — Боюсь только, как бы он к тому времени не устарел.
И он направился к выходу. Позади раздался смех.
В холле последние гости готовились к отбытию. Хольт охотно поговорил бы с Ингрид, но это ему не удавалось. Штефенхауз и Хеннинг отвели его в сторону. Штефенхауз был пьян в стельку и еле стоял на ногах.
— Позавтракаем у меня, — сказал Хеннинг. — Мы, сестры Тредеборн и маленькая Вульф. Брат бросил ее здесь одну; должно быть, с кем-то смылся.
— Вы собираетесь нас везти? — обратился Хольт к Штефенхаузу. — Да ведь это пахнет катастрофой.
— Много вы понимаете! — отмахнулся Штефенхауз. — Мне все нипочем. Бывало, хлебнешь лишнего, а потом сядешь в свой «мессершмидт», и только тебя и видели! Как молодой бог!
— Господа уже не решались оторваться от земли без доброй порции шнапса! — съязвил Хеннинг.
— Это гнусная ложь! — заорал Штефенхауз, побагровев. — Ты возьмешь свои слова обратно, Роланд!
— Только не ссориться, — вмешался Хольт, удивленный тем, как серьезно принял Штефенхауз простую шутку. — Но ведь машина не самолет, на ней не увернешься в третье измерение.
— Ерунда! — сказал Штефенхауз. — Я доставлю вас в лучшем виде. Вот посмотрите!
Ингрид Тредеборн взяла под руку маленькую Вульф и лукаво подмигнула Хольту. Вслед за пошатывающимся Штефенхаузом они пошли к машине. Хеннинг повез Гитту. Ингрид, видимо довольная, что избавилась от сестры, посадила Аннерозу на переднее сиденье и тихонько шепнула Хольту:
— Укутаешь меня в свой тулуп, ладно? Я замерзла.
Он накинул на нее овчину и сел рядом. Она прижалась к нему и спросила:
— Чего хотела от тебя Гитта?
— Я так и не понял, — ответил Хольт.
Штефенхауз смаху плюхнулся на сиденье, включил фары и сразу взял бешеную скорость. Хольт уселся поудобнее. Ингрид теснее к нему придвинулась. За ними следовал «мерседес» Хеннинга, свет его фар проникал сквозь заднее стекло машины. Они благополучно добрались до Гамбурга и остановились в Нинштедтене перед домом Хеннингов.
Усталые, в полном изнеможении, ждали они в прихожей, пока Хеннинг уходил для переговоров с родителями. Обе сестры возбужденно шептались в стороне. Опять у них шел крупный разговор. Гитта держалась высокомерно, храня ироническое спокойствие; Ингрид рвала и метала, глаза ее сверкали.
— Господа, — сказал Хеннинг, вернувшись в холл. — Мы основательно позавтракаем, как и полагается с похмелья. В доме нашлась маринованная селедка, кроме того, предок ставит нам кофе. Все это мы, разумеется, организуем сами. А потому пожалуйте сперва на кухню.
В кухне Штефенхауз в несколько минут учинил разгром.
— Ступай в ванную и подставь голову под душ, — распорядился Хеннинг.
Хольт наблюдал за тем, как Гитта Тредеборн и Аннероза Вульф готовят завтрак. Ингрид ни к чему не прикасалась.
Штефенхауз вернулся из ванны с мокрой головой. Увидев настоящий кофе в американской упаковке, он изобразил на лице ужас.
— Хеннинги, оказывается, промышляют на черном рынке!
— А вы небось не промышляете? — спокойно отозвался Хеннинг.
Гитта протянула Ингрид тесно уставленный поднос.
— Отнеси в столовую, хватит лениться! — прикрикнула она на сестру.
Ингрид колебалась, затем взяла поднос и предложила Хольту:
— Вы не пошли бы со мной? Будете открывать двери.
Хольт пошел впереди. Она хорошо ориентировалась в квартире и только командовала: «Вторая дверь налево!» Столовая была погружена в темноту. Хольт поискал выключатель, но Ингрид поставила куда-то поднос, прикрыла дверь и бросилась ему нашею. Заслышав шаги, Хольт оторвался от нее и включил свет. Дверь распахнулась, вошла Гитта. Прежде чем поставить на стол горячий кофейник, она посмотрела на сестру и на Хольта. Ингрид шаловливо подмигнула Хольту.
По коридору, громко споря, приближались Штефенхауз и Хеннинг. Штефенхауз не унимался и за завтраком.
— А кто просидел всю войну на островах Ла-Манша и бил баклуши? — спрашивал он. — Ты и твоя морская артиллерия! А кто тем временем охотился за четырехмоторными? Мы!
— Это ты так думаешь! — не остался в долгу Хеннинг. — Они вас, дураков, за нос водили! Когда вы кружили над Франкфуртом, они громили Киль!
Штефенхауз все больше горячился.
— Да разве ты имеешь понятие, каково истребителю идти на перехват бомбардировщика? — кричал он, опять побагровев от злобы. — Вспомни, что было над Швейнфуртом или над Бременом! Мы их сбивали сотнями!
— О том, сколько подбили вашего брата, сводки стыдливо умалчивали, — издевался Хеннинг. И видя, что Штефенхауз не успокаивается, повелительно гаркнул: — А теперь молчать, обер-фенрих!
Прислушиваясь к их пререканиям, Хольт думал про себя: мне бы их заботы! Штефенхауз глотал одну рыбку за другой, рассол по подбородку стекал ему на грудь. Рядом сидела Ингрид. Она ковыряла вилкой в своей тарелке и вдруг крикнула:
— Ой, боюсь! Вы видели, она махнула мне хвостиком!
Все рассмеялись, а Штефенхауз с умилением воскликнул:
— Что за прелесть, что за милая детка!
На что Гитта состроила гримаску.
Хольт почти ничего не ел. Зато он пил уже вторую чашку кофе. Его усталость все больше превращалась в какое-то состояние возбужденной и даже настороженной апатии. Рядом с ним сидела Аннероза Вульф. И хоть ему было безразлично, что думает о нем ее братец, он все же сказал:
