Над студийным залом, где с группой других учащихся рисовала эта молодая женщина, располагалась очень удобная для наблюдения застекленная галерея, она шла дальше, мимо других каких-то подобных помещений. Наверху можно было без подозрений прогуливаться, и Блейк уже после первого дня знал, что люди внизу будут около двух часов сосредоточенно водить грифельными карандашами по большим листам бумаги, поглядывая на гипсовую фигуру.
Почему он сейчас это вспомнил?..
— Патрон, у вас какие-то соображения?
— Нет, продолжай.
— Джойс Хьют, тридцать два года. А в теле у нее жанр есть, патрон… Не хмурьтесь, это я к биографии. Два раза побывала замужем. И оба раза неудачно. Во всяком случае, второй ее муж не только сильно проигрался на бирже, но и незаконно использовал на это деньги клиентов своей фирмы. Получил в результате четыре года. У тети Хьют обреталась сразу после развода — всего около двух лет.
— А чем вообще занималась?
— Кажется, ни дня никогда не работала. Хотя образование высшее, какое-то филологическое. Теперь о мужчинах?
— Давай.
— Лео Гринвей. Сорокалетний бездельник. Живет у тетушки уже пять лет. Тоже хорошо образован. Занимался мелкой адвокатской практикой в трех штатах, и похоже, везде неудачно.
— Все-таки узнай об этой его практике поподробней.
— О'кей. А в последние пять лет, судя по всему, просто прохлаждался у тети.
— Как и прочие мирные люди.
— Вы почему не пьете, патрон?
— Да, с удовольствием.
Видимо, он не научится разбираться в винах, если не понимает, вот чем это хуже тех дорогих, которые пьют в «Леопарде».
— Остается Ширак. Ему шестьдесят один год. Уроженец Франции, десять лет назад прибыл в Канаду. У себя он занимался мелким гостиничным бизнесом. Думал, здесь пойдет лучше, но лучше не получалось. Лет шесть назад перебрался к нам, стал владельцем мотеля совсем недалеко от поместья Линч. Она нередко заправляла у него машину, на этом и познакомились. А четыре года назад, вы знаете, построили обводное шоссе, поток резко снизился. Линч как раз была недовольна предыдущим работником и в ответ на жалобу Ширака о неважных делах предложила ему должность домоуправителя.
— По его французской жизни криминальной информации нет?
— Французские коллеги ответили, что в их архивах он не значится.
— Но ты чем-то хотел меня удивить?
— А что будем пить — чай или кофе?
Блейк взглянул на стенные часы, стрелки еще только приближались к десяти.
— По детскому времени можно кофе.
Что за странная навязчивость? Опять он будто смотрит вниз с галереи. Смотрит, так как памяти что-то не нравится, и она хочет, вглядевшись, понять. А в те дни не было этого чувства. Откуда же оно теперь?.. Если верить себе и рассуждать логически, тогда это «что-то» не было значимо, поскольку не связывалось ни с чем. А сейчас связалось с чем-то, что определенно присутствует в его голове. То есть с чем-то из случившихся позже событий, которые он, даже когда не желает того, обдумывает.
Макс любит кофе покрепче.
— Ну, удивляй.
— Это касается сейфа.
— Из него кроме пистолета что-то пропало?
— Не что-то, — Макс помешал кофе ложечкой и от желания скорее попробовать подул, — не что-то, а бриллиантовый камушек черт знает во сколько карат. То ли в тридцать восемь, то ли в восемьдесят три.
— Ну, в восемьдесят три — ты загнул.
— Возможно, патрон. А первой цифры вам не достаточно?
— Достаточно, это миллионов на десять.
— Так вот, он исчез.
У таких мерзавцев, как Чилвер, просто звериный нюх.
Раньше они несколько раз пересекались в «Леопарде» и попросту не обращали внимания друг на друга. Но фотографии Блейка нередко в прежние годы попадали в газетные полицейские репортажи, и Чилвер, конечно, прекрасно знал кто он. И, наверное, знал, что этот отставной полицейский сейчас просто частный агент, ставший членом элитного клуба лишь благодаря двум влиятельным лицам города. И понятное дело — ему было плевать. Но сегодня он явно напрягся. Ощутил шестым чувством, что Блейк вдруг оказался в нехорошей от него близости?
— Я уже просчитал вашу подсказку, патрон. Насчет передачи оружия сообщнику.
— И что получается?
— Получается, что Керэлл через двадцать секунд была внизу у главного входа, сняла сигнализацию, открыла дверь и отдала оружие и камень сообщнику. Закрыла дверь, поставила сигнализацию и спокойно поднялась на третий этаж. На все уходит именно две минуты. Даже меньше.
Блейк вспомнил сказанную днем самому себе фразу: «Чилвер теперь способен пойти на риск лишь ради очень крупной добычи». Такой роскошный камень попадает под это определение.
— И знаете, что еще получается? Камень тянет побольше, чем доля каждого из них после уплаты налогов.
— Он был застрахован?
— Нет, Гринвей сказал, Линч не желала, чтобы он находился на хранении в банке, а страховые компании требуют это в отношении больших ценностей. Почему вы спросили?
— Очень удобная добыча, Макс. Скорее всего, у камня отсутствует точное описание, которое обязательно при страховке.
— Гениально! Подточить, слегка изменить конфигурацию, и можно без серьезного риска продать частному коллекционеру.
— Камень был в оправе?
— Нет, просто лежал в бархатном мешочке. Лео сказал, камню лет сто, он достался покойному мужу Линч еще от деда.
Блейк кивнул:
— После переогранки можно спокойно выставить через третье лицо на открытый аукцион. Особенно, где-нибудь на Востоке. Еще кофе?
— Спасибо, патрон, поеду. Допрос им назначил завтра на одиннадцать, надо бы придумать повод, чтобы вас притащить.
— Договор с миссис Линч дает мне формальное право на завершение частного расследования, результаты которого, в силу насильственной смерти клиента, я уже по закону обязан представить полиции. А это дает ей процессуальное право привлекать меня к ходу следствия.
— Ей — это в данном случае мне.
— Да, ты ничего не нарушаешь.
— Как вы все помните! У меня после экзамена по этим процессуальным штучкам будто корова пришла и с мозгов все слизала, — Макс удрученно вздохнул и поднялся из-за стола. — Я отдал приказ двум сотрудникам провести предварительное прослушивание записей, они ведь идут со множества микрофонов. Все нестандартные звуки и сколько-нибудь значимые разговоры. Сделать, как это называется, эрзац?
— Экстракт.
— Вот. Подъезжайте прямо к девяти в управление.
