— А так. Кто-то из ваших валютных менеджеров подговорил персонал, и впарили вам эти фантики под мистическую историю.
— Да?
— Не вы первый.
— Тхе, не подумал. Я ж ноги им повыдергиваю.
— Последних ваших слов не расслышал. Оставьте несколько штук для сувенирчиков.
— Да вот, пожалуйста.
— Нет, которая гадит, не надо.
В кабинет к генеральному вошел заместитель, проверил, зачем-то, на плотность дверь, а когда подошел, лицо, генеральный заметил, у него бледное очень.
— Слушай, у нас беда.
— Что? Кто разбился?!
— Если бы. На складе весь контрафакт пропал.
— Ты что говоришь, а? Как весь, это же половина склада?!
— Не кричи. Ящики, значит, пустые, и на каждом таком крупный маркировочный штамп: «Дерьмо».
— Охрана наша, как это можно… грузовиками!
— Охрана наша — дерьмо. И ты не кричи. Подумай, лучше, кто на такое способен.
— Да, кто способен?!
— Тихо. Не понимаешь?
— Не понимаю.
— Ну, контрафакт, другое ведь не забрали.
— Ты… что хочешь сказать?
— Да, Катушев, его люди.
Генеральный поводил головой, обалдело посмотрел перед собой в воздух, и в нем начертилась решетка.
— Вспомни, кто в долю войти к нам недавно хотел.
— Газпром.
— Вот и прикинь.
— А… а мы почему еще здесь?
— Время дают убраться. Аэропорт себе заберут за копейки, а нам — время за это. Ну, и чтобы на суде не болтали.
Картина стала яснее ясной.
— Когда борт ближайший у нас?
— Через тридцать минут на Женеву. И на него, знаешь, какие «шишки» прут? Надо туристическую группу снимать.
— Ну и сними. Пусть их кормят до следующего борта.
— Кормежка у нас…
— Знаю, пусть больше дадут. Собираемся — ноги в руки.
Генеральный начал вынимать из ящиков самое важное. Да, рог коньячный забрать — там только по обводке коньяк, а внутри одиннадцать килограммов золота. Чуть не забыл про эту мелочь, но сейчас пригодится.
К вылету он явился за несколько минут до отлета — на уничтожение бумаг время ушло.
Вот стоят стюардессы, и молоденькая старшая стюардесса смотрит на него призывными глазками.
С глазками этими, с попкой теперь придется расстаться.
А экстрадировать, он сразу понял, это не страшно, это они будут всю жизнь экстрадировать.
Командир корабля — сорокалетний, красивый, подтянутый, асс в полном смысле — приветствует его сразу внутри.
— Да, можно лететь.
В салоне… такое и во сне не приснится — ну все знакомые лица.
Ришельевич тычет в коньячный рог пальцем.
— Угостишь?
— В подарок везу.
Депутат известный жрет «Импазу» как семечки, из правительства люди — кого только нет.
Он не успел сесть в кресло, рядом со своим заместителем, как самолет потянули на взлетку.
— Ну и с богом, — говорит заместитель, — спасибо еще надо сказать.
Командир, проходя по салону заметил — не дожидаясь положенных угощений, многие прихватили с собой и пить начали загодя.
Этим людям, конечно, замечаний не сделаешь.
Он привычно пустил лайнер по взлетке, привычно оторвался и, набирая высоту, очень мягко начал вираж.
И раньше времени дал команду убрать предупреждающие в салоне огни — если там вообще обратили на них внимание и кто-то пристегивался.
Стюардессы тоже поскорей приступили к работе.
Все шло нормально.
Шестая минута полета.
…
Восьмая, он уже ложится на курс.
Молоденькая старшая стюардесса вдруг заявилась.
— Там, там, черный петух на правом крыле.
Штурман, бортмеханик, второй пилот уставились на нее…
Командир не очень пришел в удивление.
Но не порадовало — «Колес наглоталась, думает, теперь ей все можно».
— Да вы посмотрите, пойдите и посмотрите!
— Что он там делает? — флегматично произнес командир.
— Обшивку клюет.
Они с бортмехаником обменялись ироничными взглядами.
— Ну, прогуляйся.
Тот лениво отправился.
Стюардесса побежала вперед.
Когда бортмеханик оказался в салоне, почувствовал сразу, что что-то все-таки происходит — люди прилипли к иллюминаторам, а по центру у правой линии кресел их целое скопище.
Стюардесса, и другая с ней вместе, упрашивали расступиться и дать пройти.
— Позвольте, — мягко произносил бортмеханик, — позвольте, пожалуйста.
И когда люди по центру ему уступили, попросил:
— Ненадолго совсем освободите вот это крайнее, у иллюминатора, кресло.
Странно, слово «петух» было произнесено уже несколько раз.
Какой петух при скорости восемьсот пятьдесят километров в час?
Наконец, он сел в кресло…
На крыле — большущий черный петух.
Невозможно.
Прямо перед ним, почти у борта был настоящий петух.
— Невозможно, — вслух произнес бортмеханик.
— Вы посмотрите, чем он занимается! — тревожно произнес женский голос из кресла за ним.
Петух бил клювом обшивку.
